шантаж, манипулируя и своим отцом, и Максимом, чтобы завоевать благодарность и сексуальное внимание последнего; так называемая любовь Маши напоминает одержимость демонами, в связи с чем смерть «возлюбленного» для нее несравненно предпочтительнее, чем его уход к другой; родители Максима действуют в соответствии со стереотипом, пытаясь в сыне воплотить свои собственные желания; психология «презираемой женщины» побуждает крашеную блондинку Галю – однокурсницу и «подругу» Сью – сообщить Маше о намерении Максима уехать с американской гостьей; преступник Губан, влюбленный в неуравновешенную Машу, не стесняется насиловать ее или по ее приказу терроризировать Сью, а также регулярно эксплуатировать трех Машиных соседок по комнате, выступая в роли их сутенера. Единственным порядочным человеком, способным заботиться о других, является Раиса, директор общежития, которая не только предупреждает Максима о психической неуравновешенности Маши и ее потенциальных последствиях, но и выносит бескомпромиссное суждение о его эгоистичном поступке. В Киеве Новака, этом рассаднике страстей, желание вытесняет мораль.

В конечном счете, хотя ни одна из сторон Атлантического океана не достигает в «Дикой любви» героического статуса, в финале фильма, как заметил Вайль, предпочтение отдается безграничной славянской страсти, а не западному расчету. Если для юных зрителей смерть Максима от рук Маши, вероятно, несет в себе налет трагедии (увезенная полицией Маша в конце выглядит впавшей в ступор), то для друзей Максима и, несомненно, для всей отечественной аудитории злодеем мелодрамы снова оказывается породивший разногласия аутсайдер. Отсюда и лозунг, который так часто повторяется в этих экранных повествованиях о пересечении границ, с их непременным самолетом в качестве вездесущего мотива, – «Возвращайся в свою Америку!» Проводя аналогию между экстремальным поведением героинь «Дикой любви» и болгарского фильма «Барьер», В. Иванова откровенно утверждала, что эксцессы фильма вполне понятны: «Мало что [они] влияние в мире отнимают, так еще и талантливых мальчиков наших к себе увозят» [Иванова В 19946: 8]. Фильмы

Астрахана убеждают зрителей в том, что не все «мальчики» предательски соглашаются быть с выгодой для себя вывезенными; мелодраматичное, несравнимо более мрачное видение Новака ставит дилемму в буквальном смысле как вопрос жизни и смерти: прибытие американки вызывает серию взрывоопасных столкновений, завершающихся безумием и убийством.

«Американская дочь» (1995 год, режиссер Карен Шахназаров)

Если «Все будет хорошо», явно заимствует многие элементы из жанра волшебной сказки, то «Американская дочь» обладает явными признаками жанра фантастики, хотя и имеет общие черты с типичными роуд-муви вроде «Бумажной луны» Питера Богдановича (1973)[184]. Первый российский фильм, снятый почти целиком в США, «Американская дочь» демонстрирует явные проблемы с логикой и несоответствия в своей решимости разоблачить заблуждение раннего постсоветского кино, согласно которому Америка предстает перед русскими манящей гаванью. Проще говоря, «Американская дочь» утверждает, что дома лучше, потому что «дом там, где сердце». Производство и выпуск этого фильма совпали по времени с потоком статей и писем в российской прессе, выражающих протест против усыновления американцами русских детей, многие из которых, однако, были оставлены в детских домах без каких-либо перспектив обретения семьи. В этом смысле «Американская дочь» может рассматриваться как частичное отражение точки зрения значительной части населения России, согласно которой американцы оскорбляют родительские и общественные способности русских, а также их национальную гордость[185].

Переворачивая географическую траекторию «Америкэн боя», фильм Шахназарова начинается в России, где Алексей Варакин (Владимир Машков), скромный музыкант из Воркуты, работающий в московском ресторане, тоскует по своей дочери Анне. Вскоре действие переносится в Америку, куда четырьмя годами ранее увезла Анну бывшая жена Варакина Хелен (Мария Шукшина), эмигрировавшая и вышедшая замуж за богатого американского бизнесмена. Троица живет в роскошной обстановке в Сан-Франциско, куда Алексей прилетает с намерением вернуть Анну в Россию, к ее бабушке, то есть к ее историческим корням. Отсутствие общего языка не препятствует немедленному установлению связи между отцом и дочерью, в результате чего Алексей предлагает Анне сбежать к бабушке. Они пускаются в путешествие автостопом из Сан-Франциско через различные штаты между Калифорнией и Мексикой, и все эскапады этой смелой пары дают возможность Шахназарову поделиться с российской аудиторией своими взглядами на Америку. Когда Анна заболевает, Варакин, осознавая возможные последствия, самоотверженно сдается полиции, чтобы обеспечить дочери госпитализацию; его арестовывают и отправляют в тюрьму за похищение. Однако все кончается хорошо, потому что в финале фильма любящий отец и дочь все же отправляются домой – туда, где сердце…

Реакция российской критики на фильм была и одобряющей, и уничижительной одновременно. Всеобщее восхищение удостоенной наград игрой Эллисон Уитбек сопровождалось осуждением самого фильма как «слабенького», «беспомощного», «слезливого», «дурацкого», как «эрзаца» и не заслуживающего обсуждения[186]. По крайней мере двое критиков заметили в «Американской дочери» Шахназарова психологические трудности в связи с попытками примириться с событиями личной истории режиссера, имевшими место два десятилетия назад (в 1980-е годы его жена Алена Зандер уехала в Америку, забрав с собой дочь). Однако эту идею сразу же отклонил А. Титов и, как сообщалось, опроверг сам режиссер, он же соавтор сценария [Титов 1996:31, Киноманам 1995]. Другие высмеивали героя фильма за полное незнание английского языка: «Хоть убейте, не могу поверить в русского рок-музыканта, который не знает по-английски даже “yes”»; «смущает, что герой Машкова, собираясь в Америку-разлучницу за дочерью, не выучил ни одного английского слова – это придает его образу оттенок идиотизма»[187]. Они правы.

Л. А. Аннинский, лучше разбирающийся в идеологических спорах, чем в теории кино, аккуратно подытожил, почему «Американская дочь» не удалась: «Интересная попытка сопоставить русских и американцев, но, кажется, с результатом, обратным тому, какой задуман. [Соавторы сценария] хотели показать душевную открытость нашего соотечественника на фоне железных янки. [Вместо этого] Показали: милую безответственность, обаятельную слабость и скоморошную дурь на фоне серьезности и силы духа [американцев]» [Американская дочь 1996:45]. В самом деле, большую часть калечащих фильм стереотипов и неправдоподобия объясняет стремление Шахназарова противопоставить якобы вопиющую ограниченность Америки эмоциональному богатству России. Сама предпосылка картины – то, что русский отец будет тосковать по давно уехавшей дочери, – малоубедительна для страны, где отцовство фактически отсутствует, где матери-одиночки составляют более десяти процентов родителей[188], а дети убегают из дома, спасаясь от своих отцов – алкоголиков и хамов. В таком контексте Варакин является музейным экспонатом как представитель редкого, вымирающего вида[189]. Более того, как воплощение русской мужественности и, по ассоциации, русской национальной идентичности он – ходячее клише, сгусток всех тех стереотипных черт, которые приписываются русским: горячей несдержанности; творческого таланта; безграничной щедрости; способности с кем угодно установить мгновенный контакт благодаря своей человечности; поведения, руководимого «сердцем и душой», а