– Что с Крисом? Пожалуйста, скажите! Ему стало хуже?

Доктор Шерманн, а, скорее всего, это был именно он, с силой стряхнул мою руку и, не сказав ни слова, скрылся за дверью, а до меня донеслось только обращенное к медсестрам строгое: «никого не впускать».

Не зная, куда себя деть от беспокойства, я снова принялась мерить коридор шагами, временами обеспокоенно поглядывая на всхлипывающую подругу. Так прошло несколько напряженных минут, но никто не вышел из палаты, и в неё тоже никто не вошёл.

– Сти-вен-сон! Это очень простая фамилия, милочка! Мне позвонили и сказали, что мой сын у вас в отделении. Но толком ничего не объяснили.

Я резко обернулась на голос.

– О-о-о, а вот и мама, – прошептала едва слышно Розмари.

К нам на всех парах приближалась блондинка с усталым, вымученным лицом, украшенным размазанной тушью. Видимо, женщина плакала всю дорогу от дома. ее голос дрожал, но она отчаянно старалась держаться. У нее получалось, но слабо.

– Ради Бога, скажите, в какой он палате? И что вообще с моим сыном? Почему мне никто не может ничего объяснить?

Мама Криса дернула за рукав пробегающую по своим делам медсестру, которая недовольно скривилась, но всё же остановилась.

– Простите, не могу вам ничего сказать. Необходимо дождаться лечащего врача. Он всё ещё в палате.

– Розмари, милая! Хоть ты мне что-то скажешь?

Женщина заключила в объятия свою всхлипывающую дочь, нежно поглаживая ее по волосам и нашептывая что-то успокаивающее.

– Нам пока тоже ничего не говорят. Мы тут как на иголках, ничего толком не знаем.

Очевидно, слово «нам» оказало на миссис Стивенсон какой-то эффект. Она отстранилась от дочери, оглядела коридор и заметила меня.

– А ты?..

– Это Эвелин, – опередила меня Рози. – Она была с Крисом, когда он… Там, в доме Логана Митчелла. Эвелин позвала на помощь.

– Хорошо, что ты здесь, – кивнула женщина, пристально глядя прямо мне в глаза. Я даже поёжилась, будто её прожигающий взгляд видел меня насквозь. – Как раз расскажешь, что же произошло с моим сыном.

От ответа меня спасло появление доктора Шерманна, который стремительно вышел из палаты Криса и громко хлопнул дверью. На усталом, испещренном морщинами лице явно можно было разглядеть спокойное удовлетворение от проделанной работы. Но и беспокойство за пациента не покинуло его, это тоже было видно. Он на секунду замер и остановил взгляд своих бесцветных глаз на испуганной женщине, которая одновременно ждала и боялась его появления.

– Миссис Стивенсон?

– Д-да…

– Я – доктор Кёртис Шерманн. – Он сделал пару шагов вперед, поправляя воротник на своем белом халате. – Сейчас состояние вашего сына стабильно тяжёлое. Мы делаем всё возможное, но самое страшное уже позади. Организм Кристиана сильно истощен, настолько, что его легкие не могут сейчас дышать самостоятельно. Пришлось подключить его к аппарату искусственной вентиляции. Возможно, он переживал сильный стресс за последние несколько дней?

– М-мне об этом неизвестно…

Голос матери Криса дрожал, и слова едва можно было расслышать. Розмари замерла и будто забыла, как дышать, а я медленно переваривала слова доктора, пытаясь вникнуть в суть своим отказывающимся работать мозгом. Стабильно тяжелое. Что это значит? Что сейчас ему плохо, но хуже не станет? И есть ли шанс, что станет лучше? Очень надеюсь, что есть.

– Возможно, какие-то стрессы, связанные с обстановкой в семье? – продолжал задавать вопросы доктор.

– Что вы хотите сказать, доктор Шерманн?

– Я лишь пытаюсь понять причину такого резкого ухудшения самочувствия. Понимаете, организм Кристиана не справился. Исходя из результатов анализов, он как будто не ел несколько дней. По крайней мере биохимический анализ крови показал, что гемоглобин и билирубин на критически низком уровне. Сердцебиение еле удалось восстановить, а лёгкие… без видимых причин или патологий перестали дышать. Мы, конечно, сделаем еще несколько развернутых анализов, но мне вполне очевидно, что проблема в его окружении… и, возможно, в обстановке, которая привела организм к такому…

Миссис Стивенсон уверенным тоном прервала слова доктора.

– Мы обычная семья, доктор. Не без своих проблем. Но мой сын растет в любви и заботе. В этом можете не сомневаться.

Её глаза гневно сверкнули, и мне даже стало страшно за доктора, ведь эта дама явно не из робкого десятка. Но тут её тон смягчился.

– А вы проверили…

– Онкологию? Да, первым делом. Но, так как пока других причин состояния вашего сына мы не обнаружили, онколог вызвался более детально изучить снимки и анализы. Я дам вам знать, если что-то станет известно.

– Когда можно будет к нему зайти? – спросила Розмари, делая пару неуверенных шагов вперед.

– Он еще не очнулся, на это потребуется время. И сколько, увы, я не могу прогнозировать. Вы можете зайти, но только родственники.

Подруга резко обернулась ко мне и холодными дрожащими пальцами вцепилась в руку, притягивая вперед. Мои возражения застряли где-то в горле, и я могла лишь испуганно хлопать глазами. Что она делает?

– Она тоже родственник, доктор! Это наша двоюродная сестра. Ей можно.

Доктор не смог ничего возразить, ведь уверенный тон Розмари не принимал никаких возражений. Я была благодарна подруге. На самом деле это большее, что она когда бы то ни было делала для меня. Но вряд ли она сама это понимала.

А вот взгляд мамы Криса мне не понравился. Цепкий, он скользнул по мне, словно резанул ножом. Но она промолчала, лишь недовольно сжала тонкие губы и смерила меня оценивающим взглядом. М-да… не привыкла, видимо, миссис Стивенсон, что в жизни её сына есть кто-то еще, кроме матери, ну и сестры.

– Это так странно, – украдкой шепнула Рози мне на ухо, – ведь я всегда хотела, чтобы у меня была сестра.

– Я тоже, но, прости, не при таких обстоятельствах.

Моя названая сестра тепло встретила мою улыбку. Но, входя в палату 143, я почувствовала, что все краски вокруг померкли для меня.

Я не стала подходить близко, потому что от увиденного моё сердце сжалось от боли. Только самое ужасное чудовище может сделать такое с любимым человеком. И я – то самое чудовище. Я почти убила его. То, что он сейчас жив, – чудо. Как я могу терпеть себя после такого?

Я принесла ему столько боли… Боли, которую он не заслужил. Прости меня, Крис! Я стала твоим ночным кошмаром, но ты даже не понял этого.

Теперь главное – принять правильное решение. А оно может быть только одно: уйти и больше не появляться в его жизни. Это нужно было сделать в первый раз. Надеюсь, теперь уже не слишком поздно.

Кристиан лежал, закрыв глаза, на широкой трехсекционной медицинской кровати с чуть поднятой головой. Лица почти не было видно из-за маски аппарата искусственной вентиляции легких, которая переходила в толстую прозрачную воздушную трубку. На мониторе можно было разглядеть какие-то цифры и графики, но мне это не было интересно. Главное, что сейчас он жив.