– Что он сделал?

– Кто он?

– Энди.

– Ничего. С ним все в порядке, спасибо.

– Тогда… тогда к чему все это?

– Ники, – коротко бросила она.

Я вздохнула, закрыла книгу и отодвинула ее в сторону.

– Ни за что.

– Ты защищаешь ее? Ее?

– Она не сделала ничего дурного.

– Чушь.

– Робин, заканчивай. Все это просто нелепо.

– Не будь такой неженкой. – Робин схватила меня за руку. – Если здесь кто и заслуживает такого, то это Ники. Да и что, собственно, страшного мы собираемся сделать? Немного волшебства. Магии. Великое дело. – Она слегка ущипнула меня.

Я отдернула руку.

– Ладно, делай что хочешь. – Едва выговорив эти слова, я почувствовала, что это неправильный выбор. – И что дальше?

Робин широко улыбнулась, обнажив зубы.

– Барби у тебя есть?

– Что?

– Барби. Кукла. Ну, не обязательно Барби. Любая кукла.

– Ты чокнулась, Робин? Мне шестнадцать.

– Я ведь не спрашиваю, играешь ли ты с куклами. Я спрашиваю, не найдется ли в доме какая-нибудь кукла. На чердаке, под кроватью… Что-нибудь в этом роде.

Я почувствовала, как у меня внутри все переворачивается, как всегда, когда я начинала думать о папе или сестре. Перед глазами возникла голубая вспышка, запахло кровью.

– Зачем? – спросила я наконец.

– Это значит – да?

– В комнате сестры, – вздохнула я. – Она любила играть в кукол.

Робин вскочила с кровати и бросилась к двери.

– Пошли посмотрим.

– Погоди. Погоди, Робин. Я не могу.

Она посмотрела на меня широко раскрытыми блестящими глазами.

– Почему?

– Я ни разу не заходила туда после ее смерти. Мама хочет, чтобы там все оставалось как было.

– Господи, мы все вернем на место. Минутное дело.

– Да зачем тебе вообще все это нужно? – Я почувствовала, что голос срывается. – Не можешь же ты…

– Да спокойно ты, я сама быстренько схожу и больше ничего не трону, клянусь.

– Робин… – прошелестела я, но она уже выскочила в коридор. Я откинулась на спинку кровати и закрыла глаза, чувствуя, как ярость накатывает волнами. Минуты шли одна за другой, бесконечно. Я молилась, чтобы она поскорее вернулась. Боялась, что придется идти за ней, а значит, войти в опустевшую комнату сестры с ее медвежатами, волшебными фонариками, рисунками птиц, вырезанными из книг и расклеенными по стенам.

– Ну вот, посмотри, какая красавица, – прошептала Робин, просовывая через щель в двери куклу-блондинку.

– Робин, заходи скорее, – прошипела я.

Она закрыла за собой дверь и села на кровать, размахивая куклой в воздухе.

– К твоему сведению, Вайолет, это не Барби. Это Сэнди, эдакая Барби-дешевка, скверный английский аналог Барби. Страхолюдина. Возможно, даже шлюха-наркоманка. Что, надо признаться, как раз соответствует нашим целям. – Она помолчала. – Как звали твою сестру?

– Анна.

Это было в первый раз, когда я назвала сестру по имени после ее гибели.

– Ну, за Анну. – Робин подняла кружку, пролив немного вина на пол. – Давай свечи.

Я перегнулась через кровать. Свечи, что мы купили утром, все еще лежали в бумажном пакете. Робин достала из своего рюкзака швейцарский армейский нож, моток черной ленты, несколько небольших пузырьков (такие продавались в магазине товаров для рукоделия), набитых сухими листьями и порошками, с зелеными ярлыками.

– Мусорная корзина есть? – Она оглядела комнату.

– Что?

– Корзина для мусора, спрашиваю, есть?

Я указала на корзину под столом, набитую бумагой, обрезками ногтей, окурками и чеками. Робин вывалила содержимое на пол и поставила корзину рядом с кроватью.

– Обязательно было все раскидывать?

– Извини. Но беспорядок тут был до меня, верно?

– Черт бы тебя побрал. – Я пнула ее пяткой.

Робин повернулась ко мне и села на кровать, скрестив ноги, кукла валялась между нами лицом вниз. Робин снова открыла книгу и принялась шелестеть тяжелыми страницами.

– Ну что ж, сначала я думала, что куклу придется мастерить самим, но, думаю, эта бездушная шлюшка-страшила вполне подойдет для Ники, согласна?

– Согласна. – Я закатила глаза. – И что мы должна делать?

– Представь себе, что Ники здесь, что эта кукла – она.

Робин начала вытаскивать из пузырька чертополох, но резко отдернула руку и сунула палец в рот – видимо, укололась шипом. Затем прижала три стебелька к груди куклы и передала ее мне.

– Держи, а я буду перевязывать.

Я держала Синди перед собой, стараясь не шевелиться, а Робин медленно обвязывала ее лентой.

– Куколка, – шептала она, не отрывая от нее глаз, – мы знаем, кто ты и откуда. Виви, – Робин повернулась ко мне, – мы должны проговорить это вместе. Повторяй за мной. – Она откашлялась и начала сначала: – Куколка, мы знаем…

Я шепотом повторяла каждое слово. Робин, продолжая произносить заклятье, крепко обвязывала лентой руки и шею куклы; затем нажала кнопку на рукоятке ножа – выскочил штопор.

– Ты что… – начала было я.

– Ш-ш-ш, – оборвала меня Робин. Она прижала штопор к губам куклы и начала медленно его проворачивать; пластмасса негромко треснула. – Храни свои секреты, куколка, хорошо храни. И да исполнится наша воля.

Она посмотрела на меня. Я перехватила штопор и, повторяя ее слова, крутанула его с нажимом: глаза куклы по-прежнему сияли, но на лице ее образовалась ужасная рваная дыра с зазубренными краями.

– Мы проклинаем тебя, куколка, за то, что ты уже совершила, и не позволим тебе делать это впредь. Пусть фурии заберут твое дыхание, а парки пресекут нить твоей жизни. – Я не сводила глаз с Робин. Это звучало куда серьезней, чем просто «немного волшебства». Робин дернула за ленту, и кукла со стуком упала в мусорную корзину. – Задержи дыхание, – сказала она.

– Что?

– Задержи дыхание, говорю.

Она сковырнула крышечку с тонкого стеклянного пузырька и вылила в корзину черную клейкую жидкость; волосы куклы стали похожи на змей, а сама она, с этой жуткой дыркой на лице, – на вопящую горгону Медузу. Даже задержав дыхание, я почувствовала во рту химический привкус, горьковато-сладкий, как бензин, лак для ногтей или лекарство от кашля. Вспыхнула спичка, и только тут я поняла, что задумала Робин.

– Эй! – начала я, но она уже бросила спичку в мусорную корзину, ее содержимое полыхнуло ярким пламенем, поднялся столб черного дыма, запахло плавящейся пластмассой и горящими волосами.