Я почувствовала, как уязвленная гордость разбухает у меня в груди, и подняла голову.

– Нет, сэр.

Он облизнулся, словно котенок.

– Стало быть, с пониманием заданий у вас затруднений нет.

– Именно так, сэр. – Я выдавила из себя слабую улыбку, скорее походящую на гримасу.

– В таком случае, Вайолет… хотелось бы спросить… может, есть что-то еще, мешающее вам в полной мере проявить свои способности?

Я молчала, продолжая пристально смотреть на него, в надежде, что моя твердость заставит его переменить тему. Он ответил таким же взглядом; по спине пробежал холодок, мне вдруг стало страшно, непонятно почему. Сильно заколотилось, перекатываясь в груди, сердце.

– Сэр, – робко начала, я, – если я что-то натворила…

– Ничего вы не натворили, – перебил декан и откинулся на спинку заскрипевшего под ним кресла. – Мне просто хотелось немного поговорить, посмотреть, что можно сделать, чтобы помочь вам вернуться на правильную дорогу. Насколько я понимаю, вы хотите поступить в университет?

– Да, сэр.

Это было не совсем так, хоть и нельзя сказать, будто я солгала. Я, конечно, иногда думала об этом, но ни с кем не делилась. Для учащихся «Элм Холлоу» университет был путеводной звездой, целью, которой стремились достичь все. В чем, пожалуй, был некоторый смысл, ибо кому в здравом уме захочется похоронить себя в таком жалком городишке, как наш.

– Это хорошо. Очень хорошо. Но буду с вами откровенен, Вайолет. Ведущие университеты начинают прием заявлений в октябре. К ним прилагается копия аттестата, а тут, честно говоря, вам пока особенно нечем похвастать. – Он вздохнул, и его живот еще больше навис над ремнем. – Понимаю, дело это нудное, но вам придется более четко планировать свое расписание, чтобы подтянуть успеваемость, если вы, конечно, думаете о поступлении в один из ведущих университетов. Что, учитывая ваши прежние, до нынешнего семестра, оценки, представляется более чем возможным.

Я почувствовала першение в горле, краска прилила к щекам. Он осторожно положил ладонь мне на руку, я отвернулась. Я злилась на себя за такое жалкое поведение, за слезы, особенно в присутствии учителя, особенно декана, известного своей готовностью прийти на помощь в любой момент. Кто из нас не слышал рассказов про то, как он «сделал для Эмили все от него зависящее», как пожертвовал неделей отпуска, чтобы принять участие в ее поисках. Но мне не хотелось быть очередным объектом его благотворительности. Стоило выкатиться из краешка глаза одной слезе, как за ней последовала другая, третья, и вот уже мои плечи затряслись от рыданий.

Он протянул мне бумажную салфетку.

– Ничего страшного, Вайолет, оступиться может каждый. И с каждым это случается. Вы же сейчас в таком положении, когда все можно исправить и никто ничего не узнает. – Я почувствовала на своей руке его жаркую влажную ладонь, узловатые, жесткие, как канат, пальцы, и подняла голову. – Можно придумать план, как очень быстро вернуть вас на верную дорогу.

Я неуверенно пожала плечами, не зная, как еще ответить на подобное участие, и опасаясь, что расплачусь еще сильнее, если только открою рот. «Оставь меня в покое», – взмолилась я про себя, думая о Томе, содрогаясь от одного воспоминания о прикосновении его отвратительно потных ладоней. В конце концов он отстранился. Я поспешно вытерла руки о юбку.

– Итак, что мы можем сделать? – сказал он, делая вид, что ничего не заметил, и неторопливо листая толстую книгу с перечнем университетов и их программ. – Кое-кто из наших учениц записывается на дополнительные занятия, демонстрируя таким образом свой интерес к предметам. Как у вас с факультативами?

– Никак. – Он выжидательно молчал. – Спорт меня не интересует.

– А как насчет музыки? В каком-нибудь оркестре не участвуете?

– Я ни на чем не умею играть, – вздохнула я.

Он откинулся на стуле и постучал носком ботинка по ножке стола.

– А как насчет… Гм-м.

– Насчет чего?

– Видите ли, я сейчас работаю над книгой, и мне нужен помощник-библиограф. Имейте в виду, это не обычный факультатив. Но я мог бы, когда университеты начнут принимать заявления, написать самый лестный отзыв – если, конечно, вы его заслужите.

Я помолчала.

– Что за книга?

– История «Элм Холлоу» и связанных со школой легенд. – Он постучал карандашом по крышке стола. – Если это вам неинтересно, ничего страшного. Уверен, мы сможем подобрать вам что-нибудь более…

– Нет-нет. – Я не дала ему закончить. – Очень интересно.

Я смяла салфетку и еще раз промокнула глаза.

– Прекрасно, – заключил он. – Будем встречаться по вторникам, вечерами – то есть если мама позволит вам задерживаться.

Я воспользовалась случаем и встала.

– Да она и не заметит, даже не переживайте.

Он прищурился, но решил пропустить мою реплику мимо ушей.

– Только об одном хочу вас попросить, Вайолет, – сказал он, провожая меня до дверей. – Буду признателен, если все это останется между нами.

– Конечно, сэр.

Он улыбнулся, обнажив десны, – на губах выступила узкая полоска слюны, – и закрыл дверь. Я вздрогнула, пытаясь скинуть с себя его взгляд: липкий, приторно-участливый взгляд, намекающий на то, что он каким-то образом понял, что будет, если я позволю ему хотя бы попробовать. Наконец я смогла уйти. Сумки с книгами набивала синяки на моих бедрах.

Алекс и Грейс я застала в курилке; на обеих были теплые пальто, но голые ноги посинели на зимнем ветру. Пока я разговаривала с деканом, пошел дождь, по стеклянной крыше колотили тяжелые капли.

Едва поздоровавшись, я поняла, что прервала разговор, и с неизменным юношеским эгоизмом подумала, что, может, речь шла обо мне, – от этой мысли сразу сделалось неприятно. Грейс улыбнулась, Алекс уткнулась взглядом в колени; на одном краснела ссадина – похоже, упала.

– Что это у тебя? – полюбопытствовала я, указывая на ссадину.

– В хоккей играла, – пожала плечами она. – Как обычно. Ники псих в атаке.

– Ты выглядишь… – мягко заговорила Грейс, – …выглядишь усталой. Что-нибудь не так?

Может, рассказать им про историю с Томом, на мгновение подумалось мне. Признаться: да, мол, я почти не спала, не могла есть, а потом еще этот допрос.

– Да нет, все нормально. – Я вымученно улыбнулась. – Но спасибо за чуткость.

– Ну, смотри, если что… Словом, сама знаешь…

Мы снова замолчали. Над Колокольней сгущался туман. Грейс прищурилась и пригляделась к часам.

– Домашку по эстетике сделала?

Я поморщилась.

– Даже не помню, что задано. Аннабел убьет меня.

– Не убьет. Ты у нее в любимицах. Везет тебе.