было положение славянских государств, преимущественно же Болгарии, при воцарении Александра III.

Еще до этого воцарения генерал Дондуков-Корсаков вводил в Болгарии конституцию, и был посажен на болгарский престол племянник императрицы Марии Александровны, князь Александр Баттенбергский.

В Болгарии сразу обозначилось и раньше существовавшее там классовое расслоение населения.

Буржуазия, чорбаджии, которым и под турецким владычеством жилось недурно, образовала консервативную партию с митрополитом Климентом во главе.

Крестьянство и трудовая интеллигенция (народные учителя) образовали группу демократическую.

Русские офицеры, еще хозяйничавшие в только что освобожденной стране, конечно, приняли сторону буржуазии и митрополита.

Выборы в первое народное собрание дали большинство прогрессистам. Но князь призвал к власти консерваторов, в том числе в кабинет вошли два русских генерала. Пришлось народное собрание распустить.

Новые выборы дали еще более яркодемократическое народное собрание. Пришлось князю призвать в министерство либералов. Но ни либеральное министерство Цанкова и Каравелова, ни народное собрание не могли ничего поделать против русских генералов и русского офицерства, в руках которых был князь.

Был провоцирован государственный переворот, и в мае 1881 года, то есть уже в царствование в России Александра III, конституция была временно упразднена, и во главе правления был поставлен русский генерал Эрнрот.

Были назначены новые выборы, сопровождавшиеся таким давлением, насилиями и мошенничествами власти, что получилось некоторое консервативное большинство.

Князем Александром русское правительство было так довольно, что поощрило его денежной подачкой. Из удельных сумм назначена ему была субсидия в 100 тысяч рублей в год.

Но эта русско-болгарская идиллия продолжалась недолго.

Поссорились из-за «кости», а костью этой оказались болгарские железные дороги.

На постройку дорог претендовали одна компания русская, протежируемая русским правительством, другая — болгарская, в которой материально заинтересованы были тузы болгарской консервативной партии, на стороне которых был князь.

Как водится, эти материальные вожделения железнодорожных предпринимателей были изукрашены и соображениями стратегическими. Одним словом, как у Некрасова:

«Аргумент экономический,

Аргумент патриотический,

И важнейший, наконец,

С точки зренья стратегической,

Аргумент — всему венец».

Чтобы усилить последний аргумент, прислали из Петербурга еще двух генералов. Один из них, генерал Соболев, взял себе министерство внутренних дел, а другой, генерал Каульбарс, — военное.

Так как железнодорожные вожделения рассорили русскую власть с консерваторами и с князем, то и пришлось русским генералам полюбезничать с либералами. Заставили князя восстановить Тырновскую конституцию, стали хозяйничать в стране, точно Болгария была уже русской губернией, и стали в оппозицию к князю. Князь обратился в Петербург с жалобами, прося отозвать неожиданных либералов. Но из Петербурга ответили в том смысле, что мы, мол, сами знаем, надо ли отозвать генералов, а генералы не только сами не ушли, но даже заставили уйти болгарских министров.

Тем временем консерваторы, пред лицом русской опасности, стали искать сближения с либералами. А тут еще образовалась радикальная оппозиция с Каравеловым и Стамбуловым, и кончилось всем тем, что русским генералам пришлось-таки убраться.

Александр III ужасно рассердился на Болгарию за ее непослушание и «неблагодарность» и отозвал русских офицеров, личных адъютантов князя. Князь ответил увольнением других русских офицеров из своей свиты.

В Англии и Австрии очень внимательно следили за всеми глупостями русской политики и поняли, что не нужно было даже Берлинского конгресса, чтобы лишить Россию всех плодов и войны, и ближневосточной политики.

Когда Восточная Румелия провозгласила свое соединение с Болгарией, Россия, как и предвидели английские дипломаты, скомпрометировала свою политику новою нелепостью.

Русская дипломатия, опираясь на Берлинский трактат, резко высказалась против того самого объединения Болгарии, которое она отстаивала по Сан-Стефанскому договору и которое не состоялось по настояниям, главным образом, Англии и в пику России.

Теперь Англия поспешила воспользоваться глупостью русской дипломатии, направлявшейся лично Александром III, и рекомендовала поменьше ссылаться на Берлинский трактат, чтобы не толковать его постановлений «в ограничительном смысле для тех народов, участь которых надлежит улучшить».

Получилось преглупое и даже препикантное положение.

Россия, принесшая столько жертв в последнюю войну, как и в целом ряде предыдущих войн, униженная на Берлинском конгрессе, теперь отстаивала стеснительные для славян статьи Берлинского трактата и отстаивала права султана во вред славянам, а защитницей славян выступала Англия, а русского ставленника, болгарского князя, поддерживала также и Австрия против России. В конце концов, даже Порта примирилась с Александром Баттенбергским, и державы, вопреки Александру III, признали его генерал-губернатором Восточной Румелии.

Александр III страшно рассердился и приписал всю вину не глупости своей дипломатии, а предательству и неблагодарности Баттенберга. И, как ребенок, бьющий камень, об который он ушибся, Александр III обрушил свой гнев на болгарского князя.

Все русские офицеры были отозваны из Болгарии, но расстроить болгарскую армию этим не удалось. Милан Сербский, вздумавший использовать момент, когда болгарская армия лишилась русского командного состава, и напавший на Болгарию, был позорно разбит.

После восстания в Болгарии князю Баттенбергу пришлось-таки уйти, но на болгарский престол попал после этого не русский кандидат, а австрийский — Фердинанд Кобургский.

Румыния после войны была обижена Россией, Сербия при Милане держалась австрийской ориентации, но Александр III так плохо соображал размеры дипломатического и политического поражения России на Ближнем Востоке, что в 1889 году произнес демонстративный тост за «единственного верного друга России, князя Николая Черногорского». Впрочем, единственный друг этот был не совсем бескорыстен, получая от России постоянно денежные подачки.

Таким образом, удивительно выдержанная и последовательная, «мудрая» политика «миротворца», Александра III, привела к тому, что Россия без всякой войны потеряла не только все плоды победоносной войны, но потеряла даже больше, чем могла бы потерять после самой несчастной войны.

Александр III был противником не только внутренней, но и внешней политики своего отца.

Во внутренней политике он очень успешно ликвидировал все, что можно было, из реформ Александра II и закончил разрушение всего того, чего не успела разрушить реакция, закончившая царствование Александра II.

В области внешней политики Александр III успел уничтожить достижения предыдущего царствования на Балканах.

Александр II жил в дружбе с Германией и питал нежные родственные чувства к дяде своему, германскому императору.

Александр III немцев не любил, родственных чувств к германскому императорскому дому не питал. Александр III был примерным семьянином и жил в примерном согласии со своей женой, дочерью страны, обиженной и обобранной Пруссией.

Наивные люди вначале возлагали даже какие-то надежды на датскую принцессу Дагмару. Надеялись, что дочь конституционного короля, враждебная Пруссии с ее культом силы, привнесет какие-то либеральные веяния на свою новую родину.

По поводу въезда Дагмары в Россию Тютчев написал восторженное стихотворение:

Словно строгий чин природы

Предан был на эти дни

Духу жизни и свободы,

Духу света и любви.

Небывалое доселе