обложению и неподатные сословия, мечтал о введении подоходного налога, уменьшил выкупные крестьянские платежи и провел уничтожение подушной подати, его травили патриоты своих привилегий во главе с Катковым.

К тому же Бунге не везло. Наш главный и бессменный министр финансов, с которым никакому самодержцу не сладить, господин Урожай, за шестилетнее управление Бунге финансами несколько раз подрывал все расчеты.

Зато этот самый господин Урожай очень благосклонно отнесся к преемнику Бунге, к Вышнеградскому, к человеку тоже ученому, но куда более ловкому и менее щепетильному.

Несколько хороших урожаев и подчинение всей железнодорожной тарифной политики государству, повышение пошлин, всякие поощрения быстрой реализации урожаев и широкого вывоза нашего хлеба за границу дали Вышнеградскому возможность, при улучшении торгового баланса, сводить бюджетные росписи без дефицитов, более выгодно заключить новые займы и конвертировать старые.

Получился некоторый финансовый блеск при удлинении сроков нашей задолженности и увеличении их суммы, то есть при большем обременении будущих поколений.

Поощрение вывоза приводило к тому, что мужик, при еще большем недоедании, мог исправнее уплачивать налоги и подати. Стали продавать за границу и вывозить хлеба больше, чем можно было без ущерба собственной сытости. Курс нашего рубля стал повышаться, чрезвычайно оживились всякое грюндерство и биржевая игра, бешеные деньги завертелись в веселой свистопляске, и сермяжная Русь вдруг явила изумленному миру видимость необычайного финансового расцвета. Вдруг в 1891 году, а за ними в следующем году господин Урожай опять подвел. Под мишурой финансового блеска обнаружилось рубище мужицкой нищеты и голодное, изможденное тело крестьянской Руси.

Вышнеградский правил финансами недолго, всего лет пять. В начале 1892 года он заболел и в августе того же года ему пришлось оставить министерство.

Финансовый блеск, ознаменовавший деятельность Вышнеградского, не всех ослеплял. Достигнуты были крупные улучшения в железнодорожном хозяйстве и подчинение его интересам государственным или тому, что считалось ими, но самые крупные достижения, например, смелая и широкая операция конверсии займов, и тогда вызывали сомнения.

Сумма задолженности увеличилась, процент по долгам в конечном счете остался довольно высоким. Но банкиры, при посредстве которых совершались конверсии, были очень довольны. Им были уплачены огромные суммы в виде комиссионных. Такие гонорары зарабатывались до тех пор только на банкирских операциях с экзотическими странами. Но там никогда не могло быть такого размаха и не могли фигурировать такие колоссальные суммы.

После Вышнеградского вступил в управление финансами С. Ю. Витте, могущий считаться его учеником.

Витте перед тем недолго (около пяти месяцев) управлял министерством путей сообщения.

Со вступлением в управление финансами Витте Россия стала еще в большей степени удивлять Европу «финансовыми чудесами».

Дефициты как рукой сняло — и независимо от того, был ли урожай или недород. И это продолжалось во все одиннадцатилетнее управление Витте.

Мало того, не только не было дефицитов по росписям, но и по их исполнению непрерывно оказывались еще избытки, отчего у министра финансов образовалась «свободная наличность». Это создало министру финансов совершенно исключительное положение. Раз министр располагал не только сметной, но и сверхсметной свободной наличностью, то главы всех других ведомств должны были с ним не только особенно считаться, а и заискивать в нем.

А Витте и по личному характеру своему умел широко пользоваться своим положением, и очень скоро стал самым властным министром, истинным главой правительства.

Несомненно, Витте был самым умным и самым даровитым из министров последних двух царствований, но волшебником он, конечно, не был, и сверхъестественными силами не обладал.

Чем же объяснить произведенное им финансовое чудо бездефицитности?

Народ русский не разбогател. Его покупательная сила не возросла.

Крестьянские урожаи не увеличились ни на одно зерно. Народ не стал ни лучше питаться, ни лучше одеваться, ни культурнее жить. И вдруг такой волшебный переход от неизбывных дефицитов к неизменно накопляющейся свободной наличности!

Все волшебство и все чудо в том, что Витте, не будучи ни ученым профессором политической экономии, как Бунге, ни финансистом, твердо усвоил щедринскую формулу «ён достанет» с присовокуплением афоризма Кречинского: «В каждом доме имеются деньги, надо только уметь их достать».

Вот эту технику доставания Витте усвоил в совершенстве и осуществил с изумительной энергией и талантом.

Он нисколько не печалился о том, что Бунге уменьшил некоторые прямые налоги. Витте знал, что не в них сила, а суть в косвенном обложении, обладающем удивительной растяжимостью. Витте на эту сторону и поналег, да так умно, что нищий, обыкновенно недоедающий русский мужик стал снабжать бюджет не миллионами, а миллиардами. А Витте исчислял приходные сметы в обрез, заведомо меньше ожидаемых поступлений, и потому всегда обеспечивал себе «свободную наличность».

Очень умело использовал Витте и все те улучшения в финансовом хозяйстве, которые до него подготовили Бунге и потом Вышнеградский, и ему удалось осуществить то, к чему его предшественники стремились: ввести золотое обращение, причем правительство сразу скинуло со счетов целую треть своего внутреннего долга по кредитным билетам; это в коммерческом быту называется «ломать рубль» или «вывернуть шубу», а на вежливом бюрократическом языке называется девальвацией. Удалось провести казенную водочную монополию, окончательно утвердившую основой государственного бюджета народное пьянство.

Впрочем, все это сделано уже при Николае II, но свое выдающееся положение в правящей бюрократии Витте успел создать уже при Александре III.

Витте не был ни богат, ни знатен, не было у него родовых связей. Карьеру свою он начал со скромной должности товарного кассира на одесской железнодорожной станции, но скоро стал одним из самых крупных авторитетов в практике и в теории железнодорожного хозяйства.

Он был умен, энергичен, смел до дерзости, резок, тверд и самоуверен.

Таких людей европейской, или даже американской складки бюрократия наша до того не знала. Даже внешностью своей, крупной фигурой, резкостью, деловитостью и уверенностью в своих силах, с налетом грубости, ярко выделялся он из толпы сановников, окружавших царя и правивших Россией.

В лице Витте в ряды правительства впервые вошел настоящий кровный буржуа европейского стиля, необычайно трудоспособный и… беспринципный.

Витте как-то выпустил книгу: «Принципы железнодорожных тарифов». Этим, кажется, и исчерпывалась вся его принципиальность.

Правда, у него был предтеча, тоже выдающийся делец буржуазного стиля, Вышнеградский, но тот был только предтеча, Витте был полным воплощением «бога индустрии».

На пути развития капитализма в России стояла вся историческая нескладица нашей жизни: остатки изжитого московско-татарского византийского феодализма, петербургская бюрократия, полицейско-казарменный режим, бесправие городского и сельского населения, крестьянское общинное землевладение, закабаленное на службу интересам фиска[9], непреодоленное пространство, пережитки натурального хозяйства, неграмотность народной массы в тисках малограмотного царизма. И при таких условиях индустриализация России совершалась медленно и спорадически, как начиналась европеизация России при предшественниках Петра I.

Витте, в