А потом пришел сон.

Во сне бушевал огонь, много огня. Пламя окружало, подбираясь все ближе и ближе, оно было везде, лизало лицо, разгоралось в груди безумным костром, текло по венам вместо крови. Ракун не мог шевелиться, не мог кричать, не мог даже глаза закрыть — и поэтому смотрел и смотрел, как мир вокруг полыхает алым, как трескается, лопается кожа у него на руках. Как сгорает дотла, рассыпается раскаленным пеплом женщина, которую он пытался в этих руках удержать.

Такая маленькая, хрупкая.

Ему снился обман, дурацкий кошмар, сумбурное видение. Ракун знал это совершенно точно, потому что все происходило совсем не так.

Женщина не могла выглядеть такой маленькой, она тогда была выше его, сильнее его. А его руки были гораздо меньше, и шрамов на них еще не было, и не было тяжести от сережки, да и самой сережки тоже не было.

Ракун попытался сконцентрироваться на этой тяжести, почувствовать холод камня, дотянуться до него хотя бы мысленно — стало чуть легче. Пламя в груди не утихло, но больше не посылало дурацких видений, не путало мысли. Боль отступала. Медленно, но отступала.

«Не сегодня, — сказал сам себе магос. И сам же у себя спросил: — А когда? Сколько еще ты выдержишь?»

На лоб легло что-то легкое и прохладное, и глупые вопросы исчезли, растворились в этой прохладе.

Сколько надо, столько и выдержит. Или даже немножко больше, если повезет.

Когда Ракун пришел в себя, стояла глубокая ночь. Темно-синее глубокое небо над головой сплошь усеяли яркие огоньки звезд. Магос привычно попытался найти свою, так же привычно не нашел и плюнул на это гиблое дело. Мысленно, конечно. Судя по тому, как пересохло во рту, плюнуть физически он сейчас был просто не в состоянии. Но в остальном чувствовал себя почти сносно. Даже, кажется, выспался.

Совсем рядом щелкнула в костре мокрая веточка.

Ракун осторожно повернул голову на звук, присмотрелся. Огонь горел тихо, но стабильно, значит, кто-то поддерживал его все это время.

Марлена спала с противоположной стороны от костра, чудом уместившись на расстеленной куртке. На девушке был спортивный костюм, непривычно яркий для здешних мест. Штаны плотно обтягивали крепкие бедра. На Алине они, надо думать, сидели более свободно. Обуви по размеру не нашлось, и трактирщица воспользовалась чужими полосатыми носками — ее родные башмаки сохли возле костра, как и туфли Нины. Рядом стояли сапоги Ракуна. Одежду развесили по веткам здоровенной коряги — и откуда только притащили?! Впрочем, деревьев поблизости хватало.

Нина примостилась неподалеку, прямо на чемодане. Ей с размерами повезло больше: джинсы и теплая кофта сидели как надо, хотя ростом Алина была чуть выше тетушки. В руках женщина держала какую-то бумажку. Присмотревшись, Ракун понял — это старая фотография, но что на ней изображено, разглядеть не сумел. Да не слишком и хотелось.

Хотелось лежать и ни о чем не думать. Лежать оказалось неожиданно мягко и уютно, только вот пошевелиться не получалось. Сначала магос списал это на слабость и откат, но вскоре понял, что дело не в этом — его просто слишком туго закатали в плед. Именно закатали, как начинку рулета, еще и края заботливо подоткнули, и теперь из середины этого рулончика он мог только беспомощно смотреть по сторонам.

Магос тихонько кашлянул, привлекая внимание. Нина сразу же встрепенулась, отложила фото и бросилась к нему. Спросила взволнованным шепотом:

— Ты как?

— Пить хочу, — сознался Ракун и почувствовал, как трескаются от движения пересохшие губы.

— Сейчас, сейчас… — Нина приподняла ему голову, извлекла откуда-то фляжку с водой, и в горло потекла живительная влага.

Магос сделал несколько глотков, утоляя жажду, но потом решительно отстранился:

— Хватит со мной нянчиться. Запеленали, как младенца. Не могли просто укрыть?

— Ты все время разворачивался. — Нина помогла Ракуну выбраться из тканевого плена и тактично отвернулась, потому что под пледом он был совершенно голый.

— Когда укутывала, небось, не стеснялась. — Магос подсел поближе к костру и стал с интересом рассматривать теплую ткань, разрисованную странными лупоглазыми зверюшками.

— Это ты стесняешься, а не я, — буркнула Нина. — Вот я твои чувства и щажу. Считай благодарностью за спасение.

— Лучше б ты меня поцеловала в знак благодарности.

— А стриптиз тебе не показать?

— А можешь? — заинтересовался мужчина, но по нервно напрягшейся спине понял, что лучше не продолжать. — Ладно, поворачивайся обратно, я уже прикрылся. Эх ты, выхухоль… Или тебя так больше нельзя называть? Спор-то ты, получается, выиграла, если сережку спер не милит.

— Он явно замешан в пропаже Алинки, так что ничего я не выиграла, — вздохнула женщина и кратко пересказала все, услышанное от Заськи.

Магос слушал и молчал. А что тут скажешь? Вроде и приятно, что подозрения оправдались, и мерзко от подстроенной подлянки. И за племянницу страшновато.

Если милит действовал по приказу собственного руководства, то искать пропавшую девчонку никто не будет, наоборот, запрячут еще глубже. Если же этот странный тип играет против своих, то дело принимает еще более серьезный оборот. Что ему пообещали за предательство? Деньги? Помощь? Влияние? Он действует один или его покрывает кто-то из вышестоящих? И главное — зачем все это? Зачем?

Ракун тихо застонал, не в силах справиться с потоком мыслей, и Нина сразу же развернулась к нему всем телом:

— Тебе плохо?

— Отстань, женщина, нормально мне. Ты чего вообще не спишь?

— За тебя волновалась.

— Сказал же, сегодня не умру. Спи, до утра еще далеко. На рассвете пойдем дальше.

— Куда? — Ложиться Нина и не подумала. Наоборот, привстала и подкинула в огонь очередную веточку.

— В Викену. Тут недалеко, пешком можно добраться. А там подумаем, что делать. Камень вернули — с остальным тоже разберемся.

— Ты и без него, оказывается, многое можешь.

— Забудь, — оборвал магос.

— Не могу. — Женщина поежилась, хотя ночь была теплой, а от костра струился приятный жар. — Как это вообще можно забыть? Я так испугалась…

— Ты бы знала, как я испугался, — фыркнул Ракун и потянулся за фляжкой, жалея, что в ней всего лишь вода. Отчаянно хотелось чего-нибудь покрепче. И мяса. Много-много мяса. — Жалко, что еды нет.

— Вообще-то есть. Заська в дорогу надавала всякого. — Нина быстро отцепила от лисапеда сумку, вытащила кусок пирога, колбасу и упоительно пахнущие сдобой булочки, чудом пережившие дождь.

Магос набросился на продукты так, будто до этого голодал неделю. Прерывался только для того, чтобы запить очередной кусок.

Нина смотрела на него с облегчением. Раз ест — значит, действительно будет жить.