Семейные ценности были поколеблены, брачный рынок переживал жесточайший кризис, а куртизанки перестали стыдиться своего образа жизни. Попечительные родители светской барышни не знали, за какого жениха отдавать дочь: то ли за нового богача, не принадлежавшего к их кругу и неизвестно какими путями сколотившего свое состояние, то ли за родовитого светского человека со связями, чье состояние ощутимо скукожилось после отмены крепостного права. «От нас потребуют с именьем быть и в чине», — саркастически восклицал грибоедовский Чацкий в конце первой четверти XIX века. Спустя полвека после того, как были написаны эти слова, былые абсолютные и непреложные ценности брачного рынка сильно девальвировались. Высокий чин перестал быть гарантией высокого жалованья, а наследственные имения, даже если они сохранились, не гарантировали прежних доходов. Неуверенность родителей барышень на выданье усугублялась нерешительностью потенциальных женихов: слишком велика была вероятность отказа. Все эти обстоятельства не способствовали заключению браков — и брачный рынок переживал не лучшие времена. Именно об этом размышляют родители Кити Щербацкой в романе Толстого «Анна Каренина», эту же проблему обсуждают князь Стива Облонский и граф Алексей Вронский. О том, как действовали в сложившейся ситуации молодые люди, мы узнаем из заключительной реплики Вронского. «Да, это тяжелое положение! От этого-то большинство и предпочитает знаться с Кларами. Там неудача доказывает только, что у тебя недостало денег, а здесь — твоё достоинство на весах». Кларами в пореформенной России называли проституток.

И до наступления эпохи Великих реформ русские писатели изображали продажных женщин на страницах своих стихотворных и прозаических произведений. «Тогда (в 40-е годы. — С.Э.) писатели выказывали большое сочувствие к женскому вопросу тем, что старались опоэтизировать падших женщин, “Магдалин XIX века”, как они выражались»[231]. Однако именно литература пореформенной поры, живописуя подобных женщин, не только отказалась от употребления всем хорошо известных бранных слов, которые традиционно использовались в устной речи для обозначения женщин легкого поведения, но и существенно обогатила книжную речь целым рядом крылатых слов и образных выражений. Никогда ранее русский литературный язык не был столь изобретателен и гибок. «Погибшее, но милое созданье», «жертва общественного темперамента», лоретка, камелия, кокотка, Клара, Магдалина...— таков далеко не самый полный перечень этих слов и выражений. Некоторые из них появились на книжных страницах еще в 30-е или 40-е годы, но как раз в 60-е годы эти крылатые слова получили широкое распространение не только в литературном, но и в разговорном языке. Примечательно, что ни одно из этих крылатых слов и образных выражений не ассоциировалось ни у авторов, ни у читателей с ярко выраженной экспрессивно-негативной, уничижительной или неодобрительной оценкой публичных женщин[232].

С легкой руки автора «Что делать?» фиктивный брак перестал трактоваться как безусловный грех и стал рассматриваться как рациональная мера. В понятиях и нравах общества произошёл резкий поворот — целесообразность сильно потеснила нравственность. Столичные кокотки, фактически подражая «разумным эгоистам» Чернышевского и исходя из столь почитаемой героями романа «теории расчета выгод», поспешили воспользоваться этим революционным сдвигом в психологии общества. Предоставим слово анонимному автору агентурного донесения, отложившегося в недрах Секретного архива III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

«На Екатерининском канале, в доме под № 4-м или 24-м, жительствует некая, значащаяся, впрочем, в паспорте "из благородных", госпожа, по имени Амелия[233]. В сущности, она одно из двух: или полька, или, что более достоверно, — ревельская мещанка, вышедшая после нескольких лет легкого поведения за какого-нибудь отставного чиновника или офицера; что, как известно, бывает сплошь да рядом. Эта Амелия, водящаяся преимущественно с кокотками и содержанками, составила себе очень доходную профессию, приискивая для покаявшихся распутниц, желающих получить почетную в их кругу позицию, титулованных мужей, или правильнее — только титла, которые покупают у разных промотавшихся господ за очень дешевую цену. Графские и княжеские титла, разумеется, составляя товар более редкий, ценятся довольно дорого; генеральские же чины идут почти что ни по чём. Таким образом, эта Амелия, месяц или же полтора назад, купила для какой-то бывшей содержанки, некоего мужа, Генерал-Майора Клюверта, который был где-то губернатором. Этот Клюверт, получив за свое Превосходительство от Амелии 5000 руб. согласно условию, тотчас после венца выдал новобрачной свидетельство на отдельное проживание, и они распростились навсегда тотчас после совершения брачного обряда.