Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все! – Я медленно и беззвучно хлопнул в ладоши, пальцами касаясь своего подбородка. – Хватит!..
Душевных сил у меня больше не осталось. Эта история с мнимыми покойниками и тронутыми отшельницами перестала быть интересной. И обернулась большой кровью. Высушив меня до нитки. Хватит с меня, надоело!
Но на скамейку я садился молча. И не было сил говорить, и не хотелось. Нужно было прямо сейчас отправляться в путь, за Ликой. Возьму лопату, до утра вырою могилу… Копать нужно глубоко, чтобы собаки до трупа не добрались или лисы. А почва в горах каменистая, одной лопатой не справиться. Может, лучше в море? Где-то в погребе у меня валяется ржавая двухпудовая гиря, она может стать надежным якорем. Если крепко привязать…
Мне стало жутко от собственных мыслей. Лика не должна была погибнуть, я обязан был вернуть ее матери, а она лежит себе под кустом и потихоньку разлагается на теплой от солнца земле. И я должен был ее похоронить как бесхозную собаку…
Но если я не сделаю этого, похоронят меня самого. В тюрьме. На пятнадцатом году заточения. Или на десятом. А может, и сразу убьют. Нравы в тюрьме жестокие…
Я поднялся, зашел в дом, взял чемоданы и вынес их со двора. Марта молча пошла за мной. Открыла калитку, я занес вещи в дом и, не прощаясь, повернул назад.
Я не видел бабу Варю, но заметил, как шевельнулась занавеска в темном окне. Да уж, забавная история: не успела Марта переехать ко мне, как сразу же обратно. Да плевать! Пусть что хотят, то и говорят! Лишь бы за Лику не предъявили.
Я направился к своей машине, чем ближе подходил, тем сильнее сжималось сердце. На фоне всех неприятностей угон застрахованной машины должен был казаться пустяком, но без машины я сейчас как без рук.
Переживал я, как оказалось, напрасно. Мой «Паджеро» ждал меня с тихим нетерпением, двигатель завелся с радостью.
Тронув машину с места, я подумал, что машину могли заминировать, но поздно уже было шарахаться.
Автомобиль не взорвался, и ворота открылись без всяких капризов. Я загнал машину во двор, бросил в багажник лопату, загрузил гирю. И представил встречу с гаишником. Лопата в багажнике, гиря, под сиденьем автомат, для полного комплекта не хватало только веревки.
Гирю я на всякий случай перенес в багажник, а к лопате нужно было что-то добавить. Ящик у меня есть, земля в огороде. Лопата в комплекте с плодородной землей не должна была вызвать вопросов.
Открывая калитку в огород, я усмехнулся и приготовился нос к носу столкнуться с бабой Варей. Но, похоже, я зря грешил на свою соседку, не было ее в огороде, не стояла она, не подслушивала.
Я основательно приготовился к выезду, даже бутербродов настрогал и кофе в термосе приготовил. Переоделся, сменил белье, хотел принять душ, чтобы немного освежиться, но решил не тратить на это время. Это только кажется, что ночь длинная.
Ворота открылись, но проезд все равно был закрыт. На пути у меня стояла Марта. И уходить она явно не собиралась.
– Я с тобой, – решительно сказала она, пронзительно глядя на меня.
– Да я просто прокатиться.
– И я просто прокатиться.
Я не мог взять Марту с собой: она не должна была видеть мертвую Лику. Если она задастся вопросом, кто убил мою любовницу, то сразу же получит на него ответ: конечно же, только я и мог это сделать…
А если я покажу ей трупы киллеров, которые охотились на ее мужа? Вряд ли она подумает, что это моя работа. Зато, возможно, расскажет, где Семен Сальников так научился стрелять.
Я решил показать Марте дом, в котором жил ее муж, вместе с ней заглянуть в тайный проход под забором. Но уже в самом начале пути осознал свою ошибку.
– Расскажи мне про Семена, – тихо попросила она.
Я качнул головой. Нельзя рассказывать о «геройствах» Сальникова. Он поступил подло, усыпив меня. И жестоко, застрелив киллеров. Но все же я должен хранить молчание. Хотя бы потому, что Сальников мог сдать меня в ответ, рассказав, как я убил Лику. Жене мог рассказать, следователю, журналисту, всем сразу.
– Почему ты молчишь?
– А может, не было ничего? Может, я все придумал?
– Не придумал, – покачала головой Марта.
– Я не знаю, кого он оставил там в машине. Знаю только, что у него носом пошла кровь. Во время вашего последнего с ним разговора.
Мы ехали в Крынку часа три, не меньше, большую часть пути Сальников молчал, но кое-что все-таки рассказал. И кое-чем из этого я мог поделиться с Мартой.
– Да, была кровь.
– Платок с кровью ты нашла уже потом. Эту кровь потом и взяли на экспертизу.
– Взяли. – Марта кивала, завороженно глядя на меня.
Такие подробности я мог узнать только от нее и от самого Сальникова.
– Это была не Семена кровь. Это была кровь человека, которого нашли в машине… Твой Семен – хитрый сукин сын.
– И как эта кровь… – Марта осеклась.
Действительно, какая разница, как кровь одного человека оказалась на платке другого? Тем более что этот другой человек с приставкой «недо» все тщательно спланировал и с успехом осуществил.
– А как человек оказался в машине?
Вот этот вопрос она проговорила полностью, потому как он имел большое значение, прежде всего для нее. Я молчал, чтобы она сама сделала вывод.
– Поверить в это не могу, – выдохнула Марта.
Лучше бы Сальников явился к ней с того света, а не с этого. Это бы избавило ее от страшных и не очень вопросов. Сейчас, например, она могла усомниться в его к ней чувствах. Может, он и не любил ее никогда, а она целый год, считай, жила на кладбище.
– И где Семен все это время жил?
– Думаю, нам не нужно туда ехать.
– Но ты же хотел мне показать.
– Не надо было вообще о нем говорить.
– Почему?
– Возможно, ты уже снова вдова. На этот раз реальная.
– Как это вдова?! – встрепенулась Марта.
Я мрачно усмехнулся, глянув на нее. Каша у нее в голове, с тараканами. Она так и не поняла до конца, что произошло.
– Похитили твоего мужа.
– Но не убили же… Или убили?! – Марта приложила пальцы ко рту и закрыла глаза. Какое-то время молчала, не в силах говорить, наконец спросила:
– Что ты говорил про Катышева?
– От него уши растут.
– Семен говорил?
– От него он и прятался.
– От него?
– Ну, ты же не думаешь, что от тебя?
– Я-то ему чем не угодила?
– Не важно, что было, важно, что есть.
– Значит, Катышев ему угрожал?
Я не собирался отвечать на этот вопрос. Хотя бы потому, что на самом деле ничего толком не знал. Сальников сам говорил, что ему верить нельзя.