— О-о! — воскликнул синьор Джузеппе Фальконе и запрыгал на одной ноге, вторую болезную схватив обеими руками. — Я тебя сейчас убью! Не вздумай даже бежать!

— А я и не бегу, — нагло заявил Пиноккио, — стою и жду вас, синьор Фальконе. Впрочем, никакой ты не синьор, а самый что ни на есть фуфлыжник. Ну, что, ты всё ещё хочешь порвать меня на части?

— Подожди-подожди, — пообещал синьор Фальконе, я вот возьму кол и башку-то тебе разобью, — но прозвучало это не очень убедительно.

— Да не возьмёшь ты никакой кол, — сказал Пиноккио с усмешкой, — сейчас ты проводишь меня к Джульетте и укажешь её дом.

— Вот ещё. Я что, нанимался в поводыри ко всяким соплякам? У меня дел и так по горло. Я сейчас вообще повернусь и уйду.

— Попробуй, — с угрозой произнёс Буратино.

— А что ты мне сделаешь?

— Скажу папаше, и загремишь за решётку, забулдыга.

— А кто твой папаша? — синьор Джузеппе совсем скис.

— Узнаешь, — пообещал Пиноккио.

— Ты — очень злой мальчик.

— Ответь мне, Джузеппе, а что ты задумал, когда узнал, что я иду к Джульетте за самогоном? — Буратино даже прищурился, первый раз в жизни мальчик злился, и это чувство было очень интересным, оно так будоражило его.

— Да ничего, я так, просто…

— Отвечать! — зашипел Пиноккио сквозь зубы.

— Ну, я хотел отпить у тебя чуть-чуть самогона.

— А точнее, отнять у меня всю выпивку, которую я куплю, так?

— Ну, не-е, — замялся Джузеппе, — что же я — бандит какой-то?

Буратино даже сплюнул от презрения и сказал:

— Ладно, пошли, бандит.

— А вы мне дадите чуть-чуть отхлебнуть? — Фальконе снова перешёл на «вы». — А то, знаете ли, вся душа горит, — для убедительности Джузеппе почесал волосатую грудь в том месте, где у всех остальных под пиджаком находится рубашка.

— Да, — пообещал мальчик, — но немного. Как говорят китайцы: «Не давайте человеку рыбу, научите её ловить».

— Я рыбу не люблю, кости в ней, — сказал Фальконе.

— Пошли к Джульетте, — произнес Буратино.

Они отправились в путь и вскоре Джузеппе указал рукой на покосившуюся хибару:

— Вон дом Джульетты, я туда не пойду, а то у неё оба сынка, ну такие дегенераты, что и убить могут, я же им денег должен.

— А ты знаешь, где находится гимназия? — вдруг спросил Буратино.

— Ну, знаю.

— Так вот, я жду тебя около гимназии в три часа ночи. Будь с тележкой и двумя мешками.

— Это ещё зачем? — удивился Фальконе.

— Денег заработать хочешь?

— Конечно, хочу, а сколько?

— Короче, ночью в три у гимназии, — произнёс Буратино и пошёл.

— Эй, синьор, — окликнул его Фальконе, — а где взять тачку?

— Позаимствуй у угольщиков на шахте. У них там добра хватает, а к утру отвезёшь все обратно.

— Хорошо, — согласился Джузеппе.

— Тогда в три около гимназии.

— Вы сами хоть придите? А то буду стоять, как дурак, ночью с телегою и мешками, а вы не явитесь.

— Явлюсь.

«С какими болванами приходится работать, — думал Буратино, — ему ничего доверять нельзя, всё придётся делать самому». С этими мыслями парень открыл калитку и на убогом дворике увидел толстую женщину, которая по количеству бородавок вряд ли уступала знаменитому африканскому бородавочнику.

— Синьора Джульетта? — вежливо спросил он.

— А тебе-то что? — ответила обладательница бородавок.

— Мне выпивки.

— Выпивки? Всем выпивки, а деньги у тебя есть? А то шастают тут всякие нищеброды и шантрапа, а денег не имеют, — говоря это, тётка взяла жиденькую метлу и стала делать движения, смысл которых означал: я тебя в упор не вижу, а подметаю двор.

— Денежки у меня есть, — Пиноккио достал из кармана монетку и повертел её перед бородавчатым носом женщины.

— Украл либо, — сообразила тётка, и в её глазах появился алчный блеск, — Серджио, Фернандо, идите сюда, лоботрясы. Ну-ка, схватите этого вора, он деньги украл.

Из дома тут же появились две детины, физиономии которых не омрачала печать интеллекта. Они послушно двинулись к мальчишке, разминая кулаки. Парни были огромными. Тут кто угодно испугался бы, но как ни странно, Пиноккио проявил выдержку и заорал, что было сил, вкладывая в крик всю уверенность, какая у него была:

— А, ну, стоять на месте, дауны низколобые, а то будете иметь дело с полицией!

Оба дебила послушно встали и уставились на мать, ожидая нового приказа. Но Пиноккио решил не упускать инициативу и, уже обращаясь к Джульетте, произнёс:

— Ну, ты, мурло дикобразье, давай-ка шевели своим толстым задом и по-быстрому принеси мне две бутылки самой дешёвой чачи, а не то будешь иметь счастье лицезреть синьора околоточного и отведаешь добрых полицейских дубинок.

— Мама, — произнёс один из сынков, — лучше дайте ему чачи и возьмите деньги, а то эти полицейские дерутся, чисто волки.

— Помалкивай, губошлёп, — обрезала мамаша сына, — а вы, маленький носатый синьор, больно грозный, ну да ладно. Давайте ваши деньги, сейчас вынесу вам выпивку.

— Нет, сначала вынеси выпивку и два сольдо сдачи. И побыстрее.

— Вот какие злобные бывают… — дальше Буратино не расслышал, так как Джульетта скрылась за дверью.

Он сам стал внимательно рассматривать двоих бугаёв-сынков и заговорил с ними:

— А вы, я смотрю, крепкие ребята!

— Это да, — согласился один, — мы ужас как сильные.

— Мы вдвоём, — заявил второй, — за день ведро лукового супа съедаем и ещё макарон, и ещё хлеба.

— А картошки сколько! — подхватил первый.

— Вы прямо как Ламе Гудзак или Пантогрюэль какой-то, — восхитился Буратино.

— Мы никаких гудзадов не знаем, — ответил один из братьев, — но на нашей улице больше нас никто сожрать не может.

— А мясо любите?

— У-у, — в один голос произнесли братья и даже прищурились оба от восторга, — ужас как любим, да где его взять, оно нынче дорого.

— Ну, жрать-то понятно, — задумчиво произнёс Буратино, — а вот как насчет подраться?

— Это запросто, — сказал один.

— Раз плюнуть, — добавил другой, — как-то мамаша зазевалась один раз, так мы у