— А почему, ты думаешь, в Англии так много народу? — спросил Ноэль. — Я скажу тебе почему. Потому что здесь здорово. Это лучшая страна в мире.

— Ты говоришь, как бывший шпаненок, Ноэль. Как мы болтали в восемьдесят втором на пути в Германию. Послы от Великобритании, блин. Когда мы напились в самолете, пытались оттрахать стюардесс и дрались с пассажирами. Анг-лия. Ан-хер-лия.

— В то время мы были самой страшной шпаной в мире, верно? — заметил Ноэль. — Разве не так? Самая уважаемая, самая сплоченная и жестокая братва. Мы были армией. А все остальные? Даже говорить нечего — слабаки. Дерьмо. Мы показали всем. Показали, где раки зимуют. Мы были самыми крутыми. А теперь ты хочешь от всего этого отказаться. Хочешь слинять в Канаду, поджав хвост.

— Именно так, Ноэль. Я хочу уехать от людей, похожих на тебя. От людей с флагом мамы-Англии на груди. Я больше не выношу эту лажу. Этот столетний мусор. Я не могу больше выносить эту старую-престарую, охреневшую, пафосную маленькую страну. И выруби эту чертову музыку.

— Невозможно спокойно слушать этого чудака Гласса. Полный улет. Дидли-дидли-дидли-дидли…

Пайк выключил музыку.

— Не сейчас, Ноэль. У меня голова болит.

— Дело в том, Пайк, что ты не сможешь удрать от всего. Ты можешь смыться в Канаду, но не можешь спрятаться от собственных воспоминаний.

— А я думаю, что смогу. Я смогу спрятаться от тебя, Чеса, Паттерсона, от всего этого. У меня появится возможность спокойно состариться.

— Стой! Останови машину!

— Черт! — Пайк нажал педаль тормоза и вильнул к тротуару, передние колеса машины задели бордюр. Пайка мотнуло вперед, ремень безопасности врезался в плечо.

Машина, шедшая сзади, громко просигналила. Водитель не переставая матерился, пока объезжал их «форд». Кирсти, свалившаяся с заднего сиденья, поднялась и снова принялась играть в «Гейм Бой».

— Что? — спросил Пайк, его сердце бешено колотилось. — Что случилось?

— Там кабак.

— Кабак?

— Да. Гляди сам. — Ноэль кивнул за окно и отстегнул ремень. — Я хочу пива. — Он открыл дверь. — Буду через минуту. Хочешь чего-нибудь?

— Просто кабак, на хрен?

Ноэль вылез из машины.

— Так ты хочешь чего-нибудь или нет?

— Нет… Да. Что-нибудь не очень крепкое, типа «Фостерс».

— Ладненько.

Пайк наблюдал, как Ноэль не спеша пересек улицу и вошел в ярко освещенный магазин. Ему все по фигу. Дэннис посмотрел в зеркало заднего вида: Кирсти продолжала играть, словно ничего не произошло. Может быть, именно так Ноэль и водит машину. Пайк задумался, каково это — иметь собственного ребенка. Создать человеческое существо из ничего. Он хорошо знал обратный процесс, как превратить человеческое существо в ничто. Но все-таки?.. Это казалось ему таким таинственным и непостижимым.

Однажды он почти сделал это.

Как-то ночью, когда они только закончили заниматься с Марти любовью, она сказала, что беременна.

Пайк не знал, что и подумать. Спросил, что она собирается делать. Марти пожала плечами и сказала, что избавится от ребенка. Ее это нисколько не волновало. У нее уже было два аборта, первый — в четырнадцать лет.

— Но разве ты не боишься за себя? — спросил Пайк. Он лежал, опершись на локоть, и любовался ее просвечивающими ребрами и маленькими грудями. — Не боишься за свое тело?

— Мне все равно, что случится со мной, — сказала спокойно Марти. — Меня не волнует, что случится с моим телом. Ты можешь делать с ним все, что тебе нравится. Я скоро умру.

— Как ты можешь так говорить?

— Так расположились звезды.

— Что, в гороскопе «Дейли миррор» напечатали: «Вы сегодня умрете»?

— Я не хочу рожать ребенка в этом мире, Дэннис, — сказал она, растягиваясь на спине и выгибаясь так, что ее грудь практически исчезла. — Кругом одно дерьмо. Я не хочу, чтобы ребенок прошел через то, через что прошла я. Первый аборт я сделала, когда забеременела от отца. Эта могла быть моя собственная сестра. Я не хочу этого. Я скоро умру, и тогда конец всему — придет избавление.

— Тебе не стоит так говорить.

— В любом случае, мы не совместимы, Дэннис.

— Что ты имеешь в виду?

— Наши знаки зодиака. Ребенок был бы настоящим монстром.

— Все это чушь, Марти.

— Не смей так говорить. Я в это верю. По крайней мере, уважай мою точку зрения.

— Да, конечно. Извини.

— Мы с тобой разные, Дэннис. Ты — камень. Например, лунный камень.

— Брось, Марти…

— Нет, послушай. Ты никогда не думал, что люди обладают определенными качествами? Определенной энергетикой? Они похожи на животное или стихию. На льва, на огонь или на воду.

— Если ты так говоришь, значит, так и есть.

— Да, в этом что-то есть. Это…

Пайк поцеловал ее.

— Если ты в это веришь, Марти, то это — правда, я так думаю.

Марти смотрела на потолок, улыбаясь как ребенок. Счастливая.

— Я читала о стихиях, горных породах и кристаллах. Мы все — частицы Земли. Вот ты, Дэннис, ты — горная порода.

— Что? Как бетон?

— Нет… Нет, ты больше похож на лаву.

— Лаву?

— Да. Ты когда-нибудь видел лаву? Я позавчера видела по телевизору. Завораживающее зрелище. Внешне похоже на камень — черный и твердый, но внутри все движется, течет, плавится.

— Хорошо, — сказал Пайк. — Я — лава. А ты? Кто ты?

— Я — пыль.

Машина неожиданно качнулась, и внутрь забрался Ноэль, держа в руках пакет с покупками. Он поудобнее устроился в кресле и пристегнулся. Пайк завел «форд» и стал отъезжать от края мостовой.

Ноэль достал из пакета четыре банки «Фор-икс» и выудил одну их полиэтиленовой упаковки.

— Выпьешь сейчас? — спросил он у Пайка.

— Потерплю, пока доедем до места.

— Как хочешь. — Ноэль с хлопком открыл банку и сделал большой глоток. — Идеально. Идеально охлажденное. — Он сделал второй глоток.

— Ты — человек простых радостей, верно, Ноэль?

— Давай-ка я расскажу тебе о пиве, Пайки, — сказал Ноэль, делая еще один большой глоток. — Сейчас я изложу тебе философию четырехбаночной упаковки пива.

— Жду с нетерпением.

— Тогда слушай. Это очень важный урок.

— Ну, валяй.

— Видишь эту упаковку?

— Да, вижу.

— Эта четырехбаночная упаковка — самая прекрасная вещь в мире.

— Спорный вопрос.