Богдан беззвучно ругается сквозь зубы и раздраженно встряхивает головой.

— А мне почему не сказала?

— Хотела сама все решить. По-взрослому.

— Получилось?

Я не удерживаюсь от улыбки.

— Да. В тот вечер я тебя соблазнила.

В глазах Богдана вспыхивает огонь, брови в удивлении поднимаются.

— А ты оказывается не промах у меня, Анюта.

Я смотрю в его глаза, на его озорную усмешку, и понимаю, что больше не могу молчать.

— Пожалуйста, скажи честно. Ты мне изменяешь с ней? Потому что я так больше не могу… Я знаю, что тебе со мной бывает непросто… Эти гормоны… Я бываю капризной и взбалмошной, а ты привык, что тебя люди слушаются… Я стараюсь, прячу свои чувства… Но так я скоро с ума сойду…

Из глаз начинают катиться слезы. Я так долго держала свои чувства в себе, и теперь они вырвались на свободу. Пусть знает… Мне не стыдно. У нас ведь будет общий ребенок. Это естественно, что я люблю его отца.

— Я тебя люблю, неужели ты не видишь? И твое равнодушие так больно меня ранит. И твои отъезды. Каждый раз я лежу и представляю, чем ты занят… И с ума схожу. Освободи меня от мук… — я умоляюще смотрю ему в глаза. — Скажи правду. Ты ведь моя первая любовь… До тебя я никого не любила. Пожалуйста, перестань меня мучить.

Богдан выслушивает мой бессвязный лепет молча. Смотрит странно, задумчиво. Несколько раз касается пальцами моего лица, стирая слезы, а потом вдруг крепко прижимает к себе. От него пахнет туалетной водой и немного — сигаретами. Только на нем запах никотина мне нравится. В его объятиях мне за секунду становится хорошо.

— Я тебя люблю, — тяжело дышу ему в плечо. — Пожалуйста, скажи правду. Я больше не хочу строить воздушных замков. Слишком больно разочаровываться.

— Какую правду ты хочешь знать, Анюта? — тихо спрашивает он, поглаживая меня по волосам.

— Эта фотография правда старая?

— Правда.

Плечи сотрясают рыдания. От облегчения. Это старое фото. Эта дура Ольга мне соврала.

— И ты мне не изменяешь?

— Нет, дюймовочка, — твердо произносит он. — Я тебе точно не изменяю.

Я крепче обнимаю его за плечи, тычусь мокрыми глазами ему в рубашку. Тихо охаю, потому что в ту же секунду Богдан подхватывает меня на руки.

— Куда ты меня несешь? — шепчу я, когда он ногой отталкивает дверь в гостиную.

— В спальню.

— Мне же нельзя… ты же помнишь.

— Я помню, дюймовочка, — усмехается он. — Придется тебе сегодня побыть изобретательной.

Мои щеки краснеют. Что он имеет в виду?

— Расслабься, Анюта, я шучу, — он ласково похлопывает меня по бедру, прикрытому домашним платьем. — Будем смотреть кино и ужинать в кровати. Закажем всего, что твоя беременная душа пожелает.

Я улыбаюсь и украдкой смахиваю последнюю слезу. Богдан снова похож на себя прежнего.

44

Богдан

Я выхожу из офиса и смотрю на часы. Перед встречей с юристом, успею перекусить в «Матрешке». Но стоит мне зайти в здание, как я тут же замечаю за дальним столиком Ольгу. Она сидит в одиночестве и крутит в руках бокал с вином с грустным выражением лица.

— Богдан? — лепечет она, поднимая глаза. — Вот уж неожиданная встреча… — Ярко-алые губы растягиваются в легкой усмешке.

— Правда? Такая уж неожиданная? — знает ведь, что я часто заезжаю сюда перекусить. — Меня ждешь? — щурюсь, и даже не собираюсь присаживаться рядом.

В прошлый раз я ей все сказал по поводу встреч и звонков, только до нее, видно, туго доходит?

— Скучаю я по тебе, Богдан… — секунду смотрю в знакомое лицо. — Очень скучаю, раз решилась на свой страх и риск с тобой встретиться, — Ольга делает глоток из фужера, и упершись локтями в стол, растягивает губы в полуулыбке. — Прости меня, я поняла, какую глупость совершила. Клянусь больше и слова о твоей девочке не скажу. А нам было хорошо вместе, я с тобой несколько лет была и всегда ждала тебя, — облизнув губы, она выпячивает грудь вперед.

— Ничего, нового спонсора себе найдешь. Если не сопьешься. Или уцелеешь, — цежу сквозь зубы. — Я тебе в прошлый раз все сказал. Еще раз сюда сунешься, будешь не вино по ресторанам лакать, а землю сырую грызть, пока мои охранники закапывать тебя будут в лесополосе за городом, — разворачиваюсь и беру в руки телефон.

Набираю водителя, но замечаю два пропущенных от дюймовочки и набираю сначала ее.

— Богдан, — слышу радостный и немного взволнованный голос Анюты. — Я утром не успела тебе сказать, ты рано уехал… — она запинается, сильно волнуется, а я против воли улыбаюсь, представляя ее лицо в эту минуту.

— Ну же, Анюта. Не на экзамене. Говори, как есть.

— У меня сегодня визит к врачу, будут делать УЗИ. Ты… Ты не мог бы поехать со мной? Я волнуюсь.

Пускает в ход женские хитрости и уловки, но делает все правильно. На зачет наскребла.

— Через сколько? — спрашиваю я, поднимая руку, смотря на часы.

— Через два часа…

— Немного опоздаю, но буду, — сбрасываю звонок и набираю юриста. Быстрее начнем, раньше закончим.

После встречи с Броневицким еду сразу в клинику, а сам думаю о признании Ани весь сегодняшний день. Так искренне, по-детски наивно мне еще никто и никогда не признавался в любви. Да и кто признавался? Все лишь деньги хотели от меня, качественный секс, но чувствами и не пахло. Даже у Ольги, которая притащила свой зад в «Матрешку». Лишилась кормушки, вот и наступила себе на горло, задавила гордость и пришла ради салонов своих, которых лишилась.

— Привет, я почти успел? — Анюта лежит на кушетке, пока врач водит датчиком по ее животу.

Дюймовочка выглядит напряженной, но увидев меня расцветает и улыбается. Снова пытаюсь вспомнить, чтобы хоть одна из моих любовниц радовалась мне с подобной искренностью, смотрела таким щенячьим взглядом, и не было у меня ни черта подобного раньше.

— Все в порядке, Аня. Вытирайтесь. Угрозы больше нет, — говорит врач.

— Можно возвращаться к интимным отношениям? — спрашивает она, краснеет, и снова запинается, словно сдает еще один экзамен. Но я не могу сдержать усмешки и, прижав кулак ко рту, прячу от нее улыбку.

— Можно. Но только аккуратно, — предостерегает ее врач и возвращается к столу, заполняя какие-то бумажки.

Мы выходим из кабинета, а дюймовочка тут же лезет обниматься. Прижимается ко