От таких мыслей вдруг гадко на душе сделалось, хоть вой.

– Вот после той поездки и почувствовал неладное, – тем временем продолжил Ижеслав. – Мы сначала в город вернулись. А там в лагерь у границы с северными племенами башкир выехали. Там мне совсем поплохело. Лекарь меня смотрел, всё травами, словно мешок, набивал. Волхв молитвы возносил на капище и заговорами путал. А легче мне не становилось. Еле до остяков добрался.

Таскув и правда чувствовала плотные нити заговоров, что пронизывали тело княжича. Сильные, но может статься так, что бесполезные. Сквозь них ещё попробуй проберись к тому, что сейчас Ижеслава, словно вода – гору, точил.

Она незримо проводила пальцами по лентам заклинаний, пробуя на прочность. А что если оборвёт – и сразу хуже сделается? В таком деле нельзя допускать поспешности.

– Скажи, а тот волхв, что тебя заклятиями и молитвами лекарствовал, он где? – Таскув вновь открыла глаза.

Княжич смотрел на неё, едва не затаив дыхание. По его лицу блуждало странное выражение, будто он сызнова заставлял себя верить в то, во что и верить уже перестал.

Но в следующий миг Ижеслав сбросил задумчивость и попытался сесть, но Таскув не позволила, остановила его, едва коснувшись груди. Княжич только головой покачал, но снова лёг.

– Дакша тут, он меня ни на миг не оставлял. Наверное, благодаря ему я до сих пор жив, – Ижеслав хитро усмехнулся, заметив, как негодующе нахмурилась Таскув. – И тебе, конечно, тоже. Знаешь, а я видел тебя в один из дней. То ли во сне, то ли в бреду. Ты была похожа на птицу. Не думал тогда, что наяву тебя встречу.

Несколько мгновений они с Таскув молча смотрели друг на друга. Вот ведь как. И она на его дух изнутри взглянула, и он её в облике сокола видел. Небольшая в том тайна, но то сокровенное, что осталось в памяти, теперь связывало их. Делала знакомыми, хоть и не встречались до сего дня ни разу. Пожалуй, так лечить его будет проще.

– Вели позвать его, Ижеслав Гордеич, – вспомнив, что надо бы что-то сказать, пробормотала Таскув. – С ним бы мне тоже потолковать.

За волхвом отправили одного из сыновей хозяина избы. Мальчишка обернулся скоро, а почти вслед за ним пришёл и молодой, не старше самого княжича, муж, высокий и худощавый. Одет он был как и все муромчане, но сразу видно по нему: не воин, хоть и крепок телом да сражаться, скорей всего, обучен. Дакша уважительно кивнул Ижеславу – тихо стукнули друг о друга исчерченные знаками  обереги на его шее. Тени от лучины скользнули по лицу, причудливо вытягивая его тонкие черты, и по вьющимся тёмным волосам до плеч.

– Вот, Дакша, – княжич указал ладонью на Таскув, – привезли-таки вогульскую кудесницу тебе в помощь.

Тот осмотрел её внимательно, но не надменно. Тела ощутимо коснулись потоки особой волховской силы – он Таскув почувствовал тоже. И вдруг улыбнулся на удивление благосклонно и приветливо.

– Здрава будь, – проговорил он негромко. – Наслышан о тебе, хоть и живём далёко. А уж как к остякам попали, так много дивного мне о тебе  порассказали.

Таскув даже потупилась. Вот же не знала, что и остяки о ней чего-то рассказать могут. А уж услышать почтение в голосе сильного и умелого волхва – и вовсе всю жизнь вспоминать.

– Уж не знаю, сколько в том правды, – она улыбнулась в ответ. – Нам бы с тобой, Дакша, поговорить надо.

Тот кивнул, коротко глянув на княжича, словно молча испрашивал его разрешения. Но Ижеслав уже закрыл глаза – даже от столь малых усилий, как короткий разговор, устал. За ним осталась присматривать Урнэ, которая всё это время молча стояла в стороне, а  Таскув вывела Дакшу на улицу. Не то чтобы собиралась что тайное, не предназначенное для ушей княжича выспрашивать, но зачем его непонятными речами зря беспокоить. Они встали у южной стены избы на солнышке. Дакша вздохнул.

– Суровые у вас места, кудесница. Камни, леса, снег до самого кресеня[1]. А приедешь сюда, и всё равно будто прорастаешь корнями в здешнюю землю.

Он зажмурился, улыбнувшись своим мыслям, но вдруг помрачнел и взглянул на Таскув, которая с интересом на него смотрела. Она отвернулась спешно, чувствуя, как зажгло в груди от смущения. Вот же, рассматривает его, словно никого более чудного в жизни не видела.

– Это всё потому, что наши места напоены первородной силой. А вы из своих земель её уже почти до донышка выпили.

Волхв хмыкнул, складывая на груди руки. Чуть поразмыслил и дёрнул плечом.

– Кто захочет, тот везде силу найдёт. Вот тебя кто-то же пьёт, а ты и сделать ничего не можешь.

Таскув едва не вздрогнула: почуял. И так легко, словно ничего ему это не стоило.

– Ты княжича заговорами опутал? – быстро скинула она дурнотное смятение. – Придется все снимать. Я через них не могу до главного добраться.

– Эти заговоры болезнь его сдерживают. Сниму, и ты, может, чихнуть не успеешь, как он умрёт.– Голос Декши вдруг похолодел, ударив каменной твёрдостью.

Знает он, что делает, может, лучше неё. Но и ошибается, видно.

– Не болезнь это, а колдовство, – осторожно возразила Таскув. – Сильное. Может, на крови замешанное. Ты не почуял?

Волхв оглядел её неспешно.

– Я надеялся, что это не так. Но источника хвори найти не смог. Жаль, что ты только подтвердила мои опасения. С чужим колдовством справиться трудно, если вообще можно. Надо искать того, кто его наложил.

Таскув покусала губу. Верно всё говорит, но через плотное плетение его заговоров она точно ничего не увидит.

– А есть у княжича вашего враги, может, из тех, кто ворожбу разумеет?

Дакша призадумался.

– Я таких не знаю. Но мы с Ижеславом и не друзья добрые, чтобы он мне обо всём рассказывал. Это лучше у воеводы Отомаша спросить или у Смилана.

Заковыка легче никак не становилась. Что ж, поспрашивать можно, за это в лоб её никто не ударит. Но с заговором справиться, чтобы княжичу силы его собственные вернулись, это не вдруг поможет. А надо-то сейчас.

– Давай, Дакша, мы так условимся, – продолжила Таскув его, непреклонного, уговаривать. – Ты заговоры свои по одному снимай, а я буду пытаться к заклятью тому пробраться. Может, все распутывать и не придётся.

Волхв с сомнением на неё посмотрел. Яркий солнечный свет будто до дна осветил его зелёные, точно лиственничная хвоя, глаза.

– И что же, тебя потом в этот мир из Нави вытягивать? – хмыкнул он и пояснил, когда Таскув непонимающе приподняла брови: – Говорю же, пьёт тебя кто-то. Когда ты сил сверх обычного не тратишь, то и всё хорошо. А как начнёшь лекарствовать, так тут же и свалишься. Ну? Бывало уже такое?

Бывало, не далее как она Смилану рану заживляла. А она-то всё самые плохие мысли от себя гнала. Думала, устала просто. Волхв же мигом всё разгадал.

– У меня хватит сил, – упрямо буркнула Таскув.