Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И решение просилось только одно: коль распутать заклятие Лунега не сумеет, придется через третий обручальный обряд проходить. Знать, он сможет чары снять. Только вот кто на этот обряд сгодится?
– Спи, аги, – вдруг прозвучал сквозь темноту голос Урнэ, едва различимый, словно шёпот ветра в ветвях. – Спи. Будет время, и ты поймёшь.
Таскув не заметила, как снова легла, повинуясь её мягкому приказу, и на этот раз заснула без сновидений.
Наутро она встала совсем отдохнувшей. Словно ничего на душу не давило. Проверила для своего же спокойствия раны Елдана и Смилана – мужи быстро шли на поправку. Пока возилась с ними, остальные собрали лагерь и погрузились на коней. И вновь бросилась из-под копыт вдаль буреющая раскисшей грязью дорога.
Невольно все ждали, что зыряне могут напасть вновь, но день проходил за днём, а никого в округе, кроме путников, казалось, не было. Даже навстречу никто не попадался.
Нынче тропа вильнула к руслу Сосьвы, которая вновь показалась излучиной в стороне. Тихо перекатывались её воды через камни, сверкая на солнце вместе с молодой листвой берёз, что росли по берегам.
– Долго ещё? – устало обратился Отомаш к Елдану. – Может, пора ночлег искать?
Последние дни они будто бы перестали смотреть друг на друга сычами. Как-никак уже достаточно невзгод бок о бок пережили. За ними теряется память о старой вражде между их народами.
Охотник чуть поразмыслил, огляделся.
– К вечеру приедем, – бросил так уверенно, будто бы часто тут бывал. – Можно не устраиваться.
– А ты что скажешь, Урнэ? – словно пытаясь уличить Елдана в ошибке, повернулся воевода к остячке.
– К вечеру приедем, верно, – кивнула та.
Охотник довольно усмехнулся,, а Отомаш плечами пожал: мол, вам виднее.
И не успело ещё стемнеть, как показалась впереди первая изба паула, заставляя думать, не оборотень ли Елдан. Чутье у него больно уж чудесное.
По вечернему часу оказалось в селении тихо и сонно. В паул въехали медленно, без суеты, но всё равно растревожили собак во дворах. Тут же перестав тревожиться о спокойствии местных, Смилан ударил пятками бока коня и припустил между домов хорошим галопом. Все поспешили за ним. Воин спешился у одного из домов, помог догнавшей его Таскув и повел её к двери. Та и не сопротивлялась, только дивилась тому, как он торопится.
Навстречу вышел кряжистый хозяин, недоверчиво посверкивая в сумраке белками глаз. Но он быстро узнал Смилана и пропустил внутрь еще до того, как успели заехать на двор все остальные.
– Заждались мы уж вас. Думали, так и помрёт ваш княжич раньше. Только последние дни вроде как ожил малость… – бормотал он, проводя гостей в дом.
Кивнув притихшим домочадцам, воин повёл Таскув в клетушку, отделённую от остальной избы невысокой стенкой из досок. За ней теплился неяркий огонёк. Сердце вдруг прыгнуло в груди от охватившего волнения.
– Хочу, чтобы ты скорее его увидела, – шепнул Смилан.
Они шагнули в закуток, и Таскув остановилась, оглядывая мужчину, что лежал на нарах, укрытый сшитым из оленьих шкур одеялом. Он был так же высок, как и остальные муромчане: ноги его едва не свешивались со слишком короткого – по росту остяков – ложа. Светло-русые волосы разметались по сторонам от лица, исхудавшего и серого, словно присыпанного золой. Слишком давно он от хвори страдает, тело уже отдавало последние силы духу княжича, что ещё хотел жить.
Ижеслав открыл глаза, необычайно зелёные даже в скудном свете единственной лучины, что горела на полу рядом с постелью. Непонимающе он окинул взглядом Таскув, которая вышла вперёд, а затем посмотрел на Смилана.
– Приехал, братец, – разлепив сухие губы, просипел он. – Я рад.
И улыбнулся с видимым усилием.
– Мы торопились, – кивнул тот. Подошёл ближе и крепко сжал запястье княжича. – Вот, кудесницу тебе привезли. Любую хворь излечит. Меня с грани миров вытянула. И тебе поможет.
Ижеслав снова перевёл спокойный, ничуть не болезненный взгляд на Таскув, которая пыталась разуметь, не ослышалась ли. Братом он Смилана назвал? Может, это потому, что у них в дружинах все друг другу братья?
– Маленькая какая… – незло усмехнулся Ижеслав и прикрыл веки, словно устал.
Загремели шаги у двери, и через пару мгновений в клетушку втиснулся Отомаш. Из-за его плеча выглянула и Урнэ.
– Здрав будь, Ижеслав, – он пристально оглядел княжича. – Милостью Макоши и силами кудесницы ты жив!
Тот снова открыл глаза.
– И тебе, дядька Отомаш, хворей не ведать. Рад, что вы в целости добрались.
Воевода покосился на Смилана.
– Мне батюшка ваш не простит, коль с сыновьями что случится. Голову вмиг скрутит.
Ижеслав хмыкнул понимающе. А Таскув и вовсе растерялась. Отступила даже, едва не налетев спиной на Смилана. Тот за плечи её обхватил и склонился к уху, словно тайну большую поведать собрался.
– Прости, Таскув, что обманывали тебя и остальных вогуличей, – разгадал он её смятение. – Но в дороге безопаснее, когда не знает много людей о том, что княжич по далёким весям разъезжает. Потому сыном Отомаша и назвался.
Таскув повернулась к нему, затем снова на Ижеслава посмотрела. Похожи и впрямь! А если бы не исказившая черты старшего княжича хворь, то это сразу в глаза бросилось бы. Вот ведь, сколько ехали рядом, и не ведала,что с сыном князя из самого Мурома путешествовать приходится. Чудно.
– Хорошо, что рассказали, – пожала она плечами. – Только это мне никак не не поможет.
Смилан серьезно кивнул и вытолкал Отомаша прочь из закутка, сам следом ушёл. Таскув присела на край лавки рядом с Ижеславом. Стараясь не смущаться попусту, откинула его одеяло до пояса и принялась осторожными прикосновениями ощупывать грудь – средоточие человеческого духа и жизни.
– Скажи, Ижеслав Гордеич, как давно ты хворать начал?
Княжич, слегка приподняв брови, проследил за её движениями, чуть улыбнулся, сделавшись совсем похожим на младшего брата. А затем вновь откинулся на сложенный под головой валик из сукна.
– Бывали мы последний раз в Муроме у отца. Свидеться приезжали, в дружину людей взять да невесту Смилана забрать в Ижеград…
В груди ёкнуло. Таскув на миг замерла, остановив руку. Княжич вновь с любопытством на неё глянул.
– Ты говори-говори, – ответила она на его безмолвный вопрос, слабо улыбнувшись. – Не обращай внимания.
И глаза прикрыла, чувствуя, как между ресниц влажно сделалось. И казалось бы, не должен тот разговор Смилана и Отомаша её трогать, а, получается, что правду сказал воевода. Обманывал её младший княжич вниманием своим и заботой исподволь. Верно, впрямь позабавиться решил, надеясь, что Таскув к нему благосклонна окажется. Коли не Унху, занимавший её мысли и сердце, купилась бы, пожалуй. Глупая. Наивная дикарка, которая других мужей, кроме своих паульцев, простых и понятных, никогда не видала. А они вон, разные бывают. И ложь одну на другую, словно брёвна в стены, укладывают легко.