беспрецедентный случай для любого из нас - включая многих ветеранов, которые видели худшее на войне. На телах американцев наверняка завелись вирулентные микробы или что-то в этом роде".

"Тогда отправьте их в душ! Вымойте их из шланга, если это потребуется!"

Он покачал головой. "Мы уже пробовали".

"И что?

"Стало еще хуже, если вообще стало. Вонь от янки только... распространяется".

Я глубоко вздохнул. "У нас все еще есть противогазы. Используй их. Этого должно быть достаточно, чтобы справиться с их запахом".

Теперь мой собеседник, казалось, просто боролся со слезами. "Есть кое-что... еще".

Я не мог даже представить, что происходило в этой тюрьме, чтобы вызвать у него такую реакцию. "Что ж, - сказал я, - расскажи мне, что это такое, и посмотрим, сможем ли мы разобраться с этим. Возьми себя в руки, парень. Ты же кореец!"

Бравый чиновник покачал головой и прикусил губу. "Они жалуются на условия своего плена".

Я хлопнул кулаком по столу. "Все в мире знают, как мы обращаемся с нашими пленными! Я отдал четкий приказ, чтобы с этими людьми обращались точно так же, не лучше и не хуже. Мы не можем допустить, чтобы американцы жаловались, что с их пленниками плохо обращаются!"

Он быстро покачал головой. "Нет, ничего подобного! Мы обеспечиваем им самый лучший уход. Мы даже давали им рыбу в соке репы в качестве лакомства, чтобы они могли поддерживать свои силы".

"Тогда на что они могут жаловаться?"

"...Они хотят заниматься сексом друг с другом", - пробормотал он.

Я, конечно, ослышался. "Что?"

"Они хотят заниматься сексом друг с другом. Они говорят, что гомосексуальность - это способ их самореализации как людей. Они говорят, что это никому не причиняет вреда, поэтому несправедливо, что им не дают делать то, что является частью их личной жизни".

Меня затошнило. Американская развращенность не знала границ. "Наша республика - это республика, где люди живут достойной человека жизнью", - сказал я. "Даже наша земля чище, чем у этих людей, и на этой земле мы не потерпим ничего подобного!

Вскоре после этого неприятного события США нехотя начали переговоры. Наша политика называлась "3А": признать, извиниться и заверить. Признать факт шпионажа; извиниться за него; заверить, что это никогда не повторится. Американские империалисты поначалу упирались. Председатель комитета по вооруженным силам Палаты представителей даже призвал к ядерной атаке. "Бомба, бомба, бомба!" - призывал он, в очередной раз демонстрируя, как американцы ценят человеческую жизнь.

Пока шли переговоры, я не мог не жалеть переговорщиков, посланных американской стороной. Эти люди были вынуждены вести себя как хулиганы, чтобы осуществить безумные намерения фанатика войны Джонсона. Они знали, каким убийцей может быть Джонсон по отношению к собственному народу. Если они хотели избежать судьбы Кеннеди - тогда уже отправленного в ад гнилого трупа, - они были вынуждены действовать как марионетки своего президента. Поскольку их руки были фактически связаны, по прошествии нескольких месяцев между двумя сторонами был достигнут очень незначительный прогресс.

Я поставил перед собой задачу постоянно публиковать фотографии в мировой прессе, чтобы продемонстрировать, как хорошо обращаются со шпионами. И вот в какой-то момент я заметил, что янки придумали хитрый трюк. Они стали вытягивать средний палец на стол всякий раз, когда их фотографировали. Я знал, что это значит, и был немного раздражен тем, что эти недоумки считают себя умными.

Из любопытства, что они скажут, однажды я попросил официального представителя поинтересоваться, что означает этот жест. Шпионы ответили, что это "гавайский знак удачи". Что ж, на этом все и закончилось. Если "проклятые" хотели продемонстрировать, насколько они малолетние и достойные порицания, то это было их дело. КНДР была бесклассовым обществом, но это было совершенно новое измерение бесклассовости.

Если бы на этом все закончилось, я мог бы не обращать на них внимания, и никакого вреда не было бы. У Соединенных Штатов было много ядерных ракет на юге, направленных на Пхеньян. Какое мне было дело до того, что на него были направлены и другие пальцы? Но американцы, будучи американцами, вынуждены были настаивать на провокации за провокацией.

В какой-то момент шпионы написали то, что, по их словам, было их последним признанием. В нем говорилось о том, что они проникли в воды КНДР: "Проникновение, даже незначительное, достаточно для завершения акта". Точная формулировка этого якобы остроумного высказывания на самом деле была определением изнасилования, принятым в их армии. Затем они продолжили, что "хотят восхвалять не только Корейскую народную армию, но и правительство и народ КНДР". Они полагали, что никто с нашей стороны не знает, что это слово произносится как "пи-пи". Таков был характер американских военных. Я снова прикинулся дурачком и ничего не сказал.

Затем наступил день, когда один из моих связных в КНА пришел ко мне в кабинет, принеся с собой экземпляр американского журнала Time. Прежде чем я успел спросить, как ему попался этот иностранный мусор, он открыл его и показал мне, что внутри напечатана одна из наших фотографий. Затем я прочитал надпись, объясняющую, что "гавайский знак удачи" на самом деле был самой большой и непристойной демонстрацией презрения.

Янки навязали мне свою позицию. Я больше не мог играть в дурачка.

Я начал закипать от ярости. Я взял этих шпионов и заботился о них с особой тщательностью. Я кормил и одевал их, давал им постель, чтобы спать по ночам. А они отплатили мне тем, что унизили Корею публично и на международном уровне. Я знал, как это отражается на КНДР, и знал, как это отражается на мне. Но самое главное - я знал, как это отразится на премьер-министре Ким Ир Сене. Я хотел убить этих дьяволов-янки на месте, но знал, что не могу.

"Что нам делать?" - наконец спросил чиновник.

Я поднял на него взгляд и сузил глаза. "Послать их к черту".

В течение следующей недели шпионы подвергались самой концентрированной форме террора, которую они когда-либо видели или даже мечтали о том, что это возможно. Им причинили столько боли, что осложнения от этих атак будут мучить их до конца жизни. Это было милосердное наказание для тех злодеев, которые на протянутую руку КНДР ответили средним пальцем.

Затем, в декабре 1968 года, в наших переговорах произошел прорыв. "Мне трудно в это поверить, - сказал мне чиновник, - но американцы предложили другой подход к решению проблемы".

"Я приму любой подход", - сказал я. "Лишь бы они следовали пункту 3А".

"Они согласились это сделать. Они признают, извинятся и обеспечат то, о чем мы просили".

"Это замечательно". И тут я поймал себя на мысли. Я знал, что у коварных янки есть еще