– Никому ни слова! – повторила Фо жестким тоном.

– Обещаю!

Я хотела снова взяться за работу, но Света попросила:

– Сходи в спортзал, там еще нескольких стариков привели, с дальней улицы, надо данные записать.

– Сейчас. – Я закрыла программу.

В спортзале было душновато, да и запахи не очень приятные: почти два десятка стариков ведь, а они всегда пахнут чем-нибудь – болезнью, лекарствами, а тут еще и несвежей одеждой, потому что с мытьем у нас было туговато, тем более со стиркой. Я подошла к одному из вновь прибывших, к другому, потом к пришедшей еще вчера сухонькой бабушке в теплой кофте поверх байкового халата и белом, в крупные розы, с едва отблескивавшей люрексовой нитью, платке, – уточнить некоторые данные. Она улыбнулась, поправила артритной рукой прядку седых волос:

– Да, унученька, девяносто семь годков мине уже. Сама живу, сама с усем спрауляюсь, а то и невестка придеть – она на другом конце города живеть, с унуком моим. Сын-то умер дауно, а невестка – унукова жена. Усе верно, ее телефон, на звонилке наклеен, нехай знають, звонить кому, если помру я. Только не работаить звонилка.

– Связь скоро наладят, все успокоится, вы домой вернетесь и еще много лет проживете. – Я невольно улыбнулась бодрости крохотной старушки. – Вы не волнуйтесь.

– Это ты, унученька, не волнуйся за нас. – Она, тоже улыбнувшись, пошарила в кармане кофты. – Возьми конфетку, укусная.

Мне пришлось взять карамельку в ярко-зеленой обертке и при бабушке съесть ее.

* * *

– Ну и как ты умудрилась конфет с валерьянкой наесться?

Фо была очень встревожена, но не из-за моего состояния, а потому что я совсем некстати свалилась спать, даже не успев выйти из спортзала. Я медленно села, еще чувствуя себя вялой и несколько оглушенной, и попыталась оправдаться:

– Я не знала, с чем она: вкус мятный был, и обертка – как у наших мятных леденцов. Долго спала?

– Часа полтора. Я тут перевязку делаю, влетает этот божий одуванчик – она всех нас переживет, честное слово, так быстро бегает, – и кричит, что нечаянно отравила «унученьку». Кью ее успокоительным пытается напоить, я всех больных на этих двух недоучек оставляю¾ – Это Света о своих коллегах-интернах так отозвалась, вроде презрительно, но таким тоном, что становилось понятно: доверяет она им полностью. – Бегу за старушенцией, а там ты, сопишь в две дырочки! И ор вокруг! Со, ты специально нам неприятности решила доставить?

– Прости… – Вины я за собой не чувствовала, потому что на самом деле конфета никак не напоминала по вкусу валерьянку.

– Ладно, проехали. Встать можешь? Держи воду с тоником… – Фо не договорила.

– Всем сотрудникам: общий сбор в столовой! Явиться незамедлительно! – прогремело по громкой связи.

Пока мы шли из флигеля в главный корпус, стало понятно, что вокруг снова начиналась чехарда с пространством, не столь явная, как три дня назад, но от этого не менее жуткая: ясное вроде бы небо «украсилось» прозрачными, еле заметными муаровыми узорами, колокольня церкви чуть колебалась, как в жарком мареве, на севере клубилась непонятная дымка.

– Ребята только час как на обследование границ блокады ушли, – прошептала Светка, помогая мне идти: ноги у меня еще плохо слушались.

– Куда? – Я потянула на себя низкую тяжелую дверь централки.

– Как раз туда, – мотнула головой Фо, потом резко сменила тон. – Но точно не знаю. Надо готовить места для новых пациентов.

В столовой собрались все, кто в этот момент был в конторе – и сотрудники, и их родные – человек шестьдесят, наверное. Петр Анатольевич оглядел бледных, уставших людей, тяжело встал:

– Без предисловий. Ситуация следующая: в городе находятся пять наших групп, всего двадцать семь человек, считая с родственниками сотрудников. С четырьмя удалось установить связь – наши рации хоть плохо, но работают, что радует. Все четыре группы в безопасности и смогут переждать новое нападение.

Мы все на мгновенье облегченно выдохнули, но сразу же снова напряглись: он говорил только о четырех группах. Петр Анатольевич хотел продолжить, но в столовую вбежала Марина Алексеевна, протянула ему листы сводки, он немного побледнел, но сразу собрался и кивнул на стену:

– Повесьте карту! Всем: это не остаточные явления прошлого нападения, а новое нападение, подготовка которого маскировалась фоном от блокады. Установка включилась полчаса назад, сейчас набирает мощность. Судя по данным регистраторов, она расположена в месте пересечения зон блокады.

– Там же Хаук… – еле слышно прошептала Фо, незаметно для других опираясь о мое плечо.

Стоявшая недалеко от нас Кью, еще не до конца успокоившаяся после спора с ДимНиком, резко побледнела, Мара осторожно усадила спустившегося из библиотеки Павла Ивановича, он судорожно кинул под язык янтарную капсулу. Я на мгновенье заледенела – все пять наших ребят! Они же в одной команде. Хаук и Лаки по собственному опыту знали действие техники исконников, да и Поп – он ведь пошел в милицию, а потом и к нам, именно потому что видел такое в детстве: приехал к родным, а соседний город попал в «тень», и мать Попа, а тогда просто Васьки-драчуна, оказалась в блокаде. Только Пол с Солом были «необстрелянными воробьями», и им, как ни странно, было легче: выверты пространства в зоне быстро приучают бояться собственной тени, а это плохо. Петр Анатольевич кивнул на круг в центре равнобедренного треугольника и очень усталым голосом продолжил:

– Я как раз говорил о пятой группе. Команда Ха… Александра Ястребицкого ушла к точке пересечения зон блокады, связь с ней потеряна как раз полчаса назад.

– Что с установкой? – спросил кто-то из отдела быстрого реагирования.

– Судя по анализу нарастания изменений пространства, она в несколько раз мощнее предыдущих и сравнима с чикагской, – ответила Марина Алексеевна. – Но ее видимое воздействие пока не столь сильно, как у тех аппаратов, что обесточили в среду, и, к счастью, она не влияет на психику. Мы пытаемся выяснить, в какой из зон блокады она находится и как ее можно обесточить, но она расположена в центре города, на пересечении нескольких энергетических линий, и отключение одной подстанции не поможет. В среду все было проще.

– Те установили абы как, сами знаете, – крикнул кто-то из аналитиков, кажется, уже успевший просчитать варианты. – Они перегорели еще до обнаружения. А эта наверняка сделана с тройным запасом прочности!

– Значит, нас преднамеренно блокировали, установку отключить невозможно, и… – Механик обслуживающего отдела не договорил.

– Установка работает полчаса, у Лаки часов пять, не больше, – тихо сказала Фо.

– Что? – Я не поняла последних ее слов.

– Ничего. – Она стояла, закусив губу до крови.

– Надо вытаскивать парней. Что мы можем сделать? – подал голос муж Маргариты Васильевны.

– Пока что ничего, – тихо ответил Петр Анатольевич. – Мы не можем пройти по улицам, эффект этой установки наложился на остаточный фон прошлой атаки…