– Наверное, такие есть везде. – Лиззи наморщила носик.

– Правда, в Лондоне я удерживаюсь от мести, потому что терпеть не могу ставить в неловкое положение своих друзей и их семьи.

– Ну, здесь-то, – произнес Рэндольф, – вас вряд ли кто знает.

Харриет снова посмотрела на Бенедикта:

– Вы думаете, я зашла слишком далеко, мысленно объединив обеих?

Бенедикт ничего не ответил, и она заволновалась, что действительно зашла слишком далеко – и дело не в причине, по которой она решила выступать, а в самом выступлении.

– Нет, – сказала вдруг Лиззи и фыркнула. – «Зубы такие же огромные, как и твоя подружка». Ишь ты!

– А каков приз, Харриет? – поинтересовался Рэндольф. – Есть что добавить к карточному выигрышу?

– Я заработала искреннее одобрение хозяев и персонала «Цыганского барона», – гордо заявила Харриет. – И гарантированное участие в любых следующих состязаниях.

– Значит, вы ничего не получили, – заговорил наконец Бенедикт.

– Точно. О! Еще сказали, что я могу оставить себе брюки и сюртук!

– Сейчас очень сложно подобрать хорошую пару брюк, – кивнул Рэндольф.

– Поздно уже, – произнес Бенедикт, даже не взглянув на карманные часы.

– Нам нужно вернуться до того, как проснется моя мать. – Лиззи со вздохом встала. – Когда она просыпается, у нее всегда отвратительное настроение. Даже не представляю, что она устроит, если заметит мое отсутствие.

– Да все равно. После Харриет ни одно выступление не покажется интересным, – сказал Рэндольф.

Несмотря на поздний час, им пришлось пробираться через густой поток людей, входивших в таверну. Ночной воздух приятно холодил разгоряченные щеки Харриет, а легкий ветерок задирал полы жакета.

– Они выглядят очень удобными, эти штаны – Лизи легонько провела пальцами по ткани, задумчиво рассматривая светлый хлопок.

– Так и есть. Я знаю одну маркизу, которая только в брюках ездит верхом.

– А я никогда не ездила верхом.

– Я тоже, пока не встретила мистера Брэдборна. – Харриет отважилась бросить на него еще один взгляд и на этот раз увидела на его лице непроницаемую маску. Он свел брови над очками и внимательно всматривался в дорогу.

– Осторожно, – сказал Бенедикт, подхватил Харриет и Лиззи под руки и оттащил поближе к зданию.

– Что такое? – Рэндольф глянул на карету, мчавшуюся по дороге.

Она так круто свернула к таверне, что правые колеса оторвались от земли. Харриет даже дыхание задержала – так сильно покачнулась карета, но колеса все же опустились на землю. Кучер дернул за поводья, и, перекрывая раздраженное ржание лошади, раздались знакомые пронзительные вопли.

– О Боже! – прошептала Харриет.

Карета не успела толком остановиться, как из нее выпрыгнула Беатрис Пруитт. На ней все еще был ночной чепец, на носу виднелись остатки ночного крема. Ветер распахнул полы ее пальто, демонстрируя ночную рубашку, но миссис Пруитт быстро застегнула его на все пуговицы. Она всмотрелась в толпу удивленных зевак, но почти сразу заметила дочь.

– Элиза Джорджетта Пруитт! Что ты вытворяешь?

Харриет буквально ощутила, как Элизу, стоявшую рядом, до краев заполняет унижение. Она сжала ладонь Лиззи.

– Мама, я могу все объяснить, – сказала Элиза, и радостный смех, слышный в ее голосе всего несколько минут назад, совершенно пропал.

– Ты не можешь сказать ровным счетом ничего, чтобы исправить положение, юная леди! Я воспитывала тебя не для того, чтобы ты среди ночи таскалась бог знает где! – Мясистая шея Беатрис наливалась неприятной краснотой, поднимавшейся вверх и заливавшей уши.

Харриет шагнула вперед.

– Миссис Пруитт, это была моя идея. Это я настояла, чтобы Лиззи пошла с нами…

– Нет! – Пальчики Лиззи сжались в крохотные кулачки. – Это неправда! Я сама попросила Харриет поехать. Она, сэр Рэндольф и мистер Брэдборн отправились со мной, чтобы охранять от любых неприятностей!

Беатрис смотрела ледяным взглядом.

– Мне казалось, ты умнее, чем ничтожный писателишка и дамочка, – она смерила Харриет откровенно пренебрежительным взглядом, – не имеющая понятия о приличиях!

Харриет ахнула.

Рэндольф задушенно выдавил:

– Послушайте, вы, мадам…

Бенедикт вмешался:

– Элиза, вам лучше уйти вместе с матерью. – Взгляд его был еще холоднее, чем у миссис Пруитт. – Уведите ее отсюда, пока она не наговорила еще больше глупостей.

Лиззи посмотрела на Бенедикта, кивнула, быстро подошла к карете и забралась в нее, даже не оглянувшись и не сказав «до свидания». Миссис Пруитт затопала вслед за ней, и перед тем, как дверца экипажа захлопнулась, Харриет услышала шипение Беатрис:

– Ради всего святого, она же в брюках!

Они молчали почти всю дорогу домой. Правда, Харриет вслух поволновалась за Элизу, а Рэндольф отпустил несколько шуток насчет того, что лестно быть «ничтожным» в глазах дамы, читающей только колонки сплетен в газете «Пост». Харриет уже увидела вдали огни особняка, как вдруг Рэндольф заговорил:

– Где вы этому научились? В смысле – танцу и песне?

– Мой отец был завсегдатаем игорных залов, предлагающих развлекательную программу. Одна из танцовщиц всегда относилась ко мне по-доброму. Если отец засиживался за игрой совсем поздно, – Харриет улыбнулась, вспоминая, – она стелила для меня одеяло где-нибудь в тихом темном месте. Я много раз видела, как она исполняет эту песню. Поразительно, что она вытворяла в одном корсете и перьях!

Рэндольф хмыкнул.

– Жаль, что я не помню ее имени. Отца выкидывали из стольких залов, что я просто не могла запомнить, где мы были неделю назад.

Она заметила, что Бенедикт наблюдает за ней с мрачным лицом. Карета остановилась. Бенедикт выбрался из нее и протянул Харриет руку.

– Пожалуй, я налью себе что-нибудь выпить, – произнес он, войдя в дом.

– А я, пожалуй, пожелаю вам спокойной ночи. – Рэндольф пошел к лестнице. – Старею я для ночного образа жизни.

Харриет повернулась, чтобы идти за ним.

– Харриет, – произнес Бенедикт. Он дожидался в глубине коридора, глядя на нее немигающим взглядом.

Харриет задрожала, хотя в доме было тепло. Она вдруг вспомнила точно такой же тон тетки, когда кузен сваливал на нее свои проделки. Сделав над собой усилие, она шла вслед за Бенедиктом, не волоча ноги и не уставившись в пол. К тому моменту как Харриет вошла в гостиную, освещенную только огнем в камине, Бенедикт ставил на стол графин с бренди. Он повернулся к Харриет и протянул ей бокал, в который налил в два раза меньше алкоголя, чем в свой.