боевой командир, и именно ему лейтенант Иванов доверяет выполнение разных секретных поручений и отдельных боевых задач, было уже поздно. В том смысле, что стиля общения с ними теперь уже не «эй, старшина!», а «Павел Егорович, разрешите обратиться?» не изменил, общался по-прежнему вежливо и корректно, все, что от него требовалось по линии хозяйственного обеспечения, исполнял безукоризненно, но на этом и все – никакого внеслужебного общения с такими… недальновидными младшими командирами, как бы им теперь этого ни хотелось, он не допускал. По крайней мере пока, словно определив им некий испытательный срок, для осознания вредности пренебрежительного отношения к незнакомым людям и корректировки своих стереотипов общения.

Почему им хотелось? Да потому, что все в отряде очень быстро узнали, что Павел Егорович, несмотря на явное благоволение к нему со стороны командования отряда, нос не задирает, свой высокий статус и свою особую приближенность к начальству окружающим не демонстрирует, во внеслужебном общении добродушен и не спесив. При этом, имея огромный боевой и житейский опыт, он всегда может дать добрый совет в сложной или непонятной ситуации, если подойти к нему с вежеством, без чванства и выпячивания собственной значимости.

А уж Игорь Петров свое уважение к заслуженному, умудренному жизнью старшине проявил еще до войны, при первом знакомстве, когда он, молодой «мамлей», после окончания спецкурсов погранвойск только прибыл для дальнейшего прохождения службы в Августовский погранотряд. Они тогда друг другу как-то сразу глянулись, и с тех пор Павел Егорович относился к молодому командиру чуть ли не по-отечески: ненавязчиво присматривал, советовал, подсказывал…

Вот и накануне… Пусть лейтенант Иванов, оставляя его старшим по охране и обороне аэродрома, все подробно рассказал, оборонительные позиции наметить помог, все возможные угрозы и ситуации разъяснил, варианты действий по ним подсказал, рацию и кодовые фразы для связи с собой оставил, но… это была его первая самостоятельная боевая задача такого масштаба и первый опыт командования столь значительными силами: усиленный пехотный взвод, практически полурота, насыщенный ручными пехотными «дегтярями», зенитки, станковые пулеметы, минометы, пулеметные мотоциклы, пушечные броневики и даже танк, пусть малый, но зато с крупнокалиберным ДШК – это, в совокупности, не меньше, чем на полную роту потянет, а у него опыта командования даже взводом было не так чтобы много, да и то, только на довоенных учениях. Поэтому нахождение рядом опытного наставника, который, случись при командовании оплошка какая, и подскажет вовремя, и исправить поможет, Игоря изрядно успокаивало и помогало преодолеть легкую неуверенность.

Впрочем, вечером и не до рефлексий было – все заслоняла тревожная, лихорадочная суета и спешка по организации оборонительного периметра, пулеметных и минометных позиций, окопов и укрытий для бронетехники, выдвижению мотоциклетных дозоров и пехотных секретов… Много чего еще хлопотного надо было сделать в ожидании возможной атаки противника. Потом, уже почти по темноте, когда стало ясно, что до утра авианалета точно не будет, снимали с позиций трофейные немецкие зенитки и ставили их в кузова грузовиков, намечали для них новые основные и запасные позиции, маскировали.

Ночью сомнения тоже отошли на второй план – все собой заполнило напряженное ожидание ночной атаки немецкой пехоты. Сам Игорь, организовав посменный отдых и сон бойцов на позициях, всю ночь глаз не сомкнул – без конца обходил позиции и проверял часовых, прислушивался к ночной тишине, каждую минуту ожидая, что она вдруг сменится бешеной какофонией звуков от разрывов артиллерийских снарядов и лающего огня немецких пулеметов. И пусть старшина Авдеев, наблюдая метания молодого командира, еще вечером отвел Игоря в сторону и подробно разъяснил, что оборонительные позиции организованы отлично, а ночная атака противника вообще крайне маловероятна, после чего отправился спать сам и посоветовал сделать то же самое Игорю, тот ничего с собой поделать не мог, да и не хотел – если все же начнется вдруг ночной бой, он хотел встретить немецкую атаку сразу во всеоружии. Нет, Авдееву он верил безоговорочно, но в то же время, воюя с лейтенантом Ивановым, успел уже убедиться, насколько ночью сложнее обороняться от неожиданной атаки. Вот и ожидал, попутно личным примером ориентируя подчиненных на бдительность.

А вот наутро неуверенность и сомнения, как там оно сложится, его командование в первом бою, вдруг не справится, не оправдает доверия Командира, навалились с новой силой, и опять было не до сна. Не особо помог даже утренний сеанс связи с основными силами отряда, подтвердивший, что опорный пункт противника Суховоля в результате ночного штурма захвачен, причем очень удачно, практически без потерь.

Игорь, который, будучи «правильным военным», давно привык на все сомнения, неуверенность и страхи отвечать решительными действиями, сейчас не мог спать или продолжать сидеть в ожидании, его деятельная натура требовала движения, действий, но как совместить это с выжидательным сидением в обороне, и возможно ли это вообще, он не знал. Вот потому Игорь и дефилировал сейчас без видимой цели по зеленому травяному полю аэродрома, высматривая Авдеева: может, многоопытный Павел Егорович присоветует что-нибудь умное…

Старшина ожидаемо обнаружился возле одного из штабелей трофейного имущества.

– Ну куда, куда ты суешь, растяпа ты бестолковая?! Это же ценное военное имущество, понимать надо, а не твоя пиписька, которая, если вдруг отломается у тебя и на землю шмякнется, так с того урона особого ни тебе, балбесу, ни окружающим нанесено не будет. Ты сначала внахлест оберни, да не один, а два раза, тут и вот тут, а уже потом закрепляй…

– Ну а ты, бравый воин-потаскун, ты зачем эти ящики сюда притащил? Не видишь разве, что их вон там, под деревьями, возле патронного штабеля, сложить нужно было. Ах, ты языка немецкого не знаешь, и маркировка незнакомая? Вот беда-беда, огорчение – сын у мамы дурачком вырос. Это я, если кто не понял, о тебе говорю. Потому как я тоже, представь себе, в немецком не силен, но я, смотри внимательно, раз – и крышку ящика открыл, она, оказывается, гвоздями не приколочена. Открыл, а там, если не спать на ходу и глаза продрать, что увидеть можно? Правильно, боец-огурец, там такие штуки уложены, по виду очень на патроны похожие, только по размеру намного больше, вот к примеру, как твоя задница в сравнении с твоей же головой, а наполнение у них одно и то же, и это, говоря о голове, совсем не мозги. Так вот, переходя от твоей головы обратно к чему-нибудь полезному: это снаряды к вон тем немецким зенитным автоматам, и их, снаряды эти, как я уже говорил, нужно было аккуратно сложить там, под деревьями, куда мы все