– Холмс в больнице с мальчиком, – сообщил Миньон. – Ее не было в палате во время осмотра, но у мальчика случился приступ панического страха, когда врачу понадобилось снять с него одежду. Фактически им пришлось дать ему успокоительное.

– Но они закончили обследование? – нахмурившись, спросил Эддисон.

Миньон отрицательно покачал головой.

– Никаких внешних повреждений у него вроде бы не замечено, но им хотелось установить с ним доверительные отношения. Они провели какие-то предварительные исследования по оценке внутренних повреждений и убедились, что они не требуют срочного вмешательства, но им хотелось, чтобы он проснулся и сам согласился на проведение всестороннего обследования.

Эддисон успокоенно выпрямился.

– Вы не возражаете, если я зайду в комнату Мейсона? – спросила я. – Обещаю ничего не трогать.

Вместо ответа Симпкинс протянула нам две пары перчаток.

Отлично, тогда, возможно, я что-то найду.

Эддисон последовал за мной на пару с Миньоном.

Комната Мейсона могла бы послужить иллюстрацией своеобразного детского стиля. Детективу, официально ведущему расследование, положено сопровождать нас на месте преступления, чтобы иметь возможность поклясться – при возникновении более поздних проблем, – что никто не подкинул никаких улик, ничего не забрал или не заменил. Стены комнаты мальчика двухцветные, и белая бумажная кайма, покрытая красочными фигурками множества представителей разных профессий, отделяет верхнюю тускло-голубую половину от ярко-синей нижней. Я сразу узнала ковбоев, астронавтов, врачей и среди прочих – военных, разных подразделений вооруженных сил. Его низкая кровать из пластика отлита в форме мультяшной ракеты, и за исключением углублений, где он спал, и уголка откинутого назад одеяла в процессе вставания, постель с синими простынями и одеялом заправлена идеально. Все в этой детской комнате безупречно и картинно, предназначено скорее для показа, чем для активной жизни.

Ничто здесь, в сущности, не говорило об активной жизни мальчика.

Эддисон выдвинул ящики комода, слегка прошелся затянутыми в перчатки руками по стопкам идеально сложенной и подобранной по цвету одежды. Встроенный шкаф, как и комната, находился в образцовом порядке; чистые контейнеры на верхней полке исключали малейшую возможность того, что Мейсон использовал их, чтобы что-то спрятать.

Детям нравится устраивать тайники; но на самом деле обычно они не хранят их в тайне. Детям нужно делиться своими секретами.

Узнаваемые игрушечные персонажи в специальной коробке выглядят практически нетронутыми, но мягкие игрушки животных имеют несколько тревожную особенность: все они облачены в штаны. Некоторые сооружены в виде плотных бумажных конструкций, другие выглядят как кукольная одежда, но все они закреплены степлером на материале этих животных в очень тревожной и выразительной манере. Эддисон поморщился, когда я показала ему на них, но кивнул.

– Но не может же быть только это, – сказал он.

– Может, и нет… – Подойдя к кровати, я просунула руку за изголовье и почувствовала, как перчатка скользнула по поверхности иного качества. – Миньон?

Детектив поднял фотоаппарат и сделал снимки кровати, перед тем как мы отодвинули ее от стены. К спинке прилеплен пластиковый файл-вкладыш, типа обложки, наполненный плотными картонными листами.

Миньон медленно опустил камеру.

– Это что, картонные куклы?

– Вроде того.

Я вытащила листы из обложки и разложила на полу. Вероятно, в какой-то момент их вырвали из книжки. Семейство картонных кукол, причем отец и оба ребенка облачены в штаны, закрепленные и спереди, и сзади, но не с помощью загибающихся ушек, а очередными скрепками степлера.

Кукла матери закрашена черным маркером, так густо и сильно, что краска прошла насквозь и местами маркер даже прорвал толстую бумагу.

– Черт, – пробурчал Эддисон, и Миньон, кивнув, опять поднял камеру, чтобы сделать снимки.

– Я не мастак по играм детской психики, но это очень отчетливый знак сексуального насилия, верно? – спросил детектив.

– Да. Да, верно.

Эддисон слегка стукнул меня по лодыжке.

– Может, ты думаешь, что в социальной службе имеются какие-то данные?

– Да, общая картина укладывается в определенную модель поведения, а детали – штаны на игрушках и картонных куклах, мать, зачерненная с особой страстью, – являются настолько явными, что кто-то, должно быть, заметил и доложил об этом.

– Какова ваша версия, Рамирес?

Дав себе время на раздумья для облачения мыслей в слова, я собрала картонных кукол, сунула их обратно в пластиковый пакет и вручила его Миньону.

– По-моему, мы уже сталкивались с такого рода случаем. Возможно, дело происходило в воскресной школе или на какой-то вечеринке по случаю дня рождения. Нечто вроде этого. Допустим, некий инцидент, завершившийся в ванной комнате, может, просто закапали одежду какой-то грязью… но это уместная причина, чтобы поменять штаны, и один из взрослых мог предложить помощь.

– Да, придется ответить на вопрос, почему мальчик бесится до такой степени из-за того, что кто-то помогал ему сменить штаны, – поддержал меня Эддисон.

– Может, в школе возникли вопросы. Допустим, кто-то спросил его родителей…

– Вероятно, его мать, – вставил Миньон, – миссис Джефферс не работала.

– … и, разумеется, его мать могла ответить, что он просто стесняется своего тела и с годами у него это пройдет.

– Но если кто-то задавал такие вопросы, значит, они беспокоили его, и в итоге он, вероятно, сделал отчет.

– Но как перейти от столь неопределенного отчета к убийству?

– Пока не получим ответ из социальной службы, не узнаем, был ли отчет столь неопределенным, – напомнила я Миньону. – Они же могли устроить проверку, может, даже провели обследование. Далеко не очевидно, какому именно насилию мог подвергаться мальчик.

– Знаете, я отчасти надеялась, что новый член группы поможет вам с Эддисоном отделаться от этой привычки, – с подчеркнутой медлительностью произнесла возникшая на пороге комнаты Симпкинс, – а вместо этого вы еще втягиваете в свой круг полицейских.

– Групповое мышление бывает полезным средством, если им не злоупотреблять, – спокойно парировала я.

Симпкинс не поощряла такую степень взаимозависимости агентов в своих группах. Они с Виком иногда спорили об этом, особенно после того, как она промучилась с нами тот месяц, когда Вик лежал в больнице.

– Вашей версии не хватает определенности, – после значительной паузы заключила Дрю.

– По-моему, нужно связаться с социальными работниками, – ответила я. – Когда ребенок в семье подвергается сексуальному насилию, обычно верным подозреваемым бывает отец, но наш неизвестный мститель, очевидно, располагал сведениями, чтобы покарать мать. Он мог узнать об этих обвинениях или даже иметь доступ к самим документам. То есть, вероятно, надо искать среди сотрудников Социальной службы.