Ну вот, опять он ухитрился нагнать на меня страх.

– Ну спасибо, – пробормотала я ему вслед. Надеюсь, Санта Клаус подарит ему на Рождество ещё один желудочный грипп.

Я сдала малышку Фею супруге фабриканта-фармацевта, которая в гордом одиночестве лежала на шезлонге и любовалась закатом, и наконец выдохнула. Всё! Я отработала своё, у меня начинался свободный вечер. В сочельник спа-центр был закрыт. Вероятно, потому, что после изысканного праздничного ужина с двенадцатью сменами блюд обессиленные гости могли только упасть в свои постели.

Однако, в отличие от меня, бо́льшая часть сотрудников накануне праздника пахала как про́клятая. С шести часов вечера в баре ожидалась живая музыка: гостиничный пианист будет исполнять рождественские песни разных стран, а все желающие смогут подпевать. В девять вечера Яромир должен будет отвести горсточку гостей, записавшихся на вечернюю рождественскую службу, в соседнюю деревню. Больше всего на свете бедняга Яромир хотел быть сейчас вместе со своей семьёй в Чехии. Пьер пригласил меня после окончания ужина отпраздновать Рождество вместе с ним и другими сотрудниками на кухне в подвале отеля, однако у меня не было настроения шумно пировать. Во всяком случае пока. Возможно, мне лучше постучаться в прачечную к Павлу, спеть с ним дуэтом: «Тихая ночь, святая ночь…» – и послушать, как он интерпретирует строки: «Дремлет всё, лишь не спит…» А может, к нам присоединится и Бен со своим термосом. Я была бы не против.

Но сначала я собиралась долго, испытывая истинное блаженство, стоять под душем (Гортензия и другие девицы до восьми вечера дежурили на этажах и не могли помешать мне), а потом надеть что-нибудь праздничное. Я не взяла с собой ни одного из своих парадных платьев, зато у меня были элегантные и в то же время уютные чёрные бархатные брюки, в которых я обычно ходила в театр, а к ним я собиралась надеть свой любимый зелёный свитер. И распустить волосы.

К сожалению, моё преображение пришлось немного отложить: я попалась на глаза отцу Бена – Роману Монфору, который как раз сопровождал семейство Егоровых к саням. Старый Штукки зажёг факелы, вставленные в железные петли по бокам возка и теперь держал Жестика и Жилетика под уздцы. Солнце почти зашло, полная луна уже выплыла на небосклон, а снизу, из долины, доносился праздничный перезвон колоколов. Месье Роше оказался прав: в сумерках кататься на санях было лучше всего, особенно в рождественский мороз. Я сама сейчас с огромным удовольствием забралась бы под меховую полость и покатила под звон бубенчиков по скрипучему снегу.

Радость семейства Егоровых по поводу предстоящей поездки, однако, несколько омрачилась. Как оказалось, одевая Дашу, в пару к её собольей шубке Виктор Егоров взял не соболью шапочку, а какую-то другую. Судя по скандалу, который ему по этому поводу закатила Стелла Егорова, это была ещё бо́льшая катастрофа, чем вчерашний разбитый флакон духов. Жена категорически дала понять своему супругу, что без собольей шапочки ехать кататься вообще не имеет смысла, и никакие аргументы Егорова не могли её переубедить. В конце концов олигарх сдался и собрался уже вернуться в номер за шапочкой, чтобы прекратить вопли своей благоверной, как вдруг на глаза шумной компании попалась я, пытавшаяся, опустив глаза, незаметно проскользнуть наверх.

Роман Монфор ухватил меня за локоть, одновременно обращаясь к Егорову:

– Нет-нет, дорогой мой. Вам не нужно возвращаться. Садитесь в сани, устраивайтесь поудобнее, выпейте шампанского, а тем временем моя сотрудница быстро сбегает к вам в панорамный люкс и принесёт шапочку для барышни. – Он выдернул из рук Егорова тяжёлый ключ, сунул его мне под нос и прошипел по-немецки: – У вас две минуты!

Я неуверенно взяла ключ у него из рук.

– Но я понятия не имею, как выглядит соболья шапочка… – запинаясь, пробормотала я.

Однако Роман Монфор уже втолкнул меня в створку вертящейся двери.

Ну ладно. Две минуты, говорите? В принципе можно успеть. Если, конечно, нарушить правило фрейлейн Мюллер номер четыре: «Никогда не бегайте! Ходите по коридорам с достоинством, не привлекая внимания и не производя шума». Я всё равно была «в штатском», а не в гостиничной униформе, поэтому, вероятно, могла пренебречь им. В «луноходах» всё равно невозможно было вышагивать с достоинством, тем более бегать. Если побежать в «луноходах», я буду выглядеть как утка, ковыляющая на крейсерской скорости, но думать об этом сейчас мне в любом случае не стоило. Я решила, что просто побегу, ни на кого не оглядываясь, и всё. В частности, не оглядываясь налево, потому что там, на стойке регистрации, стоял Бен.

Кратчайший путь к панорамному люксу лежал через фойе и бальный зал, который я с разгона пролетела до самой сцены. Отсюда на второй этаж, прямо в коридор перед панорамным люксом, вела лестница. Я запыхалась, сердце стучало как сумасшедшее, но до панорамного люкса я добралась меньше чем за минуту. Перед входом в номер я замешкалась, вставляя ключ в замочную скважину. Секунды шли. Наконец распахнув дверь, я сразу увидела соболью шапочку! Она лежала на постели и была из такого же коричневого меха, как и шубка на Даше. Вот повезло!

Я с облегчением прыгнула на постель и схватила шапочку.

– А теперь мы помчимся быстрее ветра, мой маленький соболь, чтобы наш подвиг был не напрасен, – сказала я, одновременно обнаружив, что нахожусь в номере не одна.

Кто-то прятался за портьерой. И делал это не особенно удачно: сбоку выглядывало плечо в чёрном.

Я судорожно соображала, не сбежать ли мне, пока не поздно, с собольей шапочкой в руках. Дескать, я ничего не видела и, вообще, это не моё дело.

Тем временем грабитель выбрался из-за портьеры и широко мне улыбнулся. Это был не кто иной, как Тристан! Я чуть не задохнулась от неожиданности. Тристан тихо рассмеялся.

– Хорошо, что это ты, – произнёс он. – А я уж было подумал, что это гостиничный вор.

После стремительного бега в «луноходах» через весь отель и паники из-за того, что в номере Егоровых находится кто-то чужой, меня только на то и хватило, чтобы потрясённо прошептать:

– Пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь и ты не вломился сюда без спроса! – Вероятно, это была самая выдающаяся глупость, которую можно было сморозить в подобный момент.

– Ну, я бы не сказал, что вломился сюда, – ответил Тристан светским тоном. – Окно было открыто, и я решил, что это благоприятный случай, чтобы проверить одно из моих подозрений. А ты что здесь делаешь?

– Меня послали за собольей… А что у тебя за подозрения?

Мои мысли разбегались в разные стороны, как тараканы. Что вообще полагалось делать служащим, если они застали одного из постояльцев отеля на месте преступления? Что? Вот чёрт! Как бы поступил Иисус? Нет, как бы поступила фрейлейн Мюллер? Незаметно вышла бы в коридор и вежливо, не привлекая внимания, закричала бы: «Держи вора!»? Даже если грабитель с некоторой долей вероятности являлся бы не грабителем, а представителем золотой молодёжи, который обожает лазать по фасадам, мало что в этой жизни принимает всерьёз и доводит бедных гостиничных практиканток до помрачения рассудка?