– Плевал я на все обычаи, вместе взятые! Обычай – это условность. Я враг условностей.

– Черт с ним, не хочешь – не пей, а я причащусь. Или нет, погоди. Вначале скажи, как ты вошел? У меня что, дверь не заперта была?

Лаптев отсоединил от связки ключ, положил на стол перед Ефремовым.

– Когда я уезжал в командировку, ключи дома оставил. До этого момента у меня никто не потребовал их сдать.

– Ах да, это же был твой кабинет! – Ефремов хотел было улыбнуться, но вместо этого у него получилась какая-то отвратительная гримаса, словно он раскусил капсулу с концентрированной лимонной кислотой. – Скажи, каково это, войти в свои бывшие владения, где теперь сидит другой человек?

– Желаю всего наилучшего! – сказал Лаптев, развернулся и пошел к двери, но Ефремов остановил его:

– Андрюха, стой, не бросай меня! Ты единственный человек, кому я могу пожалиться.

Лаптев, заинтригованный, вернулся к столу.

«Он ведь не пьян, – оценил состояние коллеги Андрей. – Просто выбит из колеи. Выпил-то Игорек совсем немного. Закаленного в передрягах опера с полбутылки водки не развезет».

– Мы с тобой никогда не ладили, – продолжил исповедь Ефремов. – Но я всегда ценил тебя как талантливого сыщика и руководителя. Наверное, в чем-то даже завидовал тебе.

«Пять минут подожду и ухожу», – решил Лаптев.

– Мы с тобой, Андрей, выкованы из одного металла, в нас течет одна кровь. Знаешь, почему Зиннер отказался от твоей должности? Он посидел в этом кресле день-другой и заявил: «Не могу в этом кабинете работать! Мне все время кажется, что Лаптев смотрит на меня». Зиннер, твой протеже, не смог тут работать, а я могу! Меня твой призрак не донимает. Я с ним мирно уживаюсь. – Заметив, что Лаптев собрался уходить, Ефремов вытащил из папки заключение криминалистической экспертизы, протянул ему и сказал: – На, посмотри! Это мой приговор, постановление о предании меня публичной анафеме.

Лаптев взял документ, пробежал глазами по заголовку и спросил:

– «Папиллон»? Он заработал, что ли?

Автоматическая электронная система распознания и сличения отпечатков пальцев рук «Папиллон» была введена в экспериментальную эксплуатацию в городском УВД в начале 1992 года, но положительных результатов пока не давала.

«Мы нарабатываем базу, а вы от нас результатов требуете!» – отмахивался от всех претензий начальник экспертно-криминалистического отдела и был прав.

Результативность «Папиллона» зависела от количества обработанного материала.

Условно все отпечатки пальцев можно разделить на две большие группы. Это следы, обнаруженные непосредственно на месте происшествия, и дактокарты, полученные при дактилоскопии живых лиц и трупов. В систему «Папиллон» спецы с января загружали дактокарты ранее судимых лиц, а по осени стали вводить отпечатки пальцев, снятые на местах убийств и других тяжких преступлений.

Теоретически система должна была сверить данные, обнаружить совпадение и выдать результат, например:

«На месте убийства гражданина Иванова отпечаток большого пальца правой руки оставил гражданин Сидоров, подвергнутый дактилоскопии при административном задержании за совершение мелкого хулиганства».

Андрей заинтересовался результатом работы «Папиллона» и изучил резолютивную часть заключения:

«Отпечаток пальца, обнаруженный 1 декабря 1982 года на месте убийства гражданина Бурлакова К. К. в квартире по адресу: ул. Волгоградская, д. 8, кв. 37, оставлен Козодоевым С. В.»

– Знакомая фамилия, – задумчиво произнес Лаптев.

– Знакомая?! – воскликнул Ефремов. – Андрей, да это же тот самый ублюдок, который нас с Вороном вчера на три буквы послал! Если бы не Витек, я бы эту тварь там же, у него в кабинете, удушил. Ты представь, я за этим щенком охотился, а он вывернулся, избежал уголовной ответственности и спрашивает меня: «Ты в ГАИ не работал?» Подонок! Точно такой же, как и я. Он убийца, а я малодушный слизняк! Десять лет назад я не решился настоять на его дактилоскопии, и вот результат! Он зажравшийся барин, а я весь в дерьме.

– Декабрь восемьдесят второго года, – стал припоминать Лаптев. – Я тогда только начал работать. Это не то дело, где деньги были по всей квартире разбросаны?

– Оно самое, черт побери! Я был в шаге от раскрытия, но проклятые проценты! В Ленинский РОВД пришел Балагуров, новый начальник. «Не вздумайте переносить нераскрытое убийство на новый год!» – сказал он нам. Костин, его заместитель по оперативной работе, взял под козырек и велел располовинить дело. Убийство мы списали на дружка Козодоева Михаила Быкова, а он сам остался в стороне.

– Как он сейчас выплыл? Его же не задерживали и не арестовывали.

– Тут ты не прав. Козодоева только за последний год раз шесть доставляли в милицию за драки и дебош в ресторанах, но дактилоскопировать его никто не решился. Он же не бич, не бродяга, а почтенный бизнесмен, пуп земли. Отпечатки его пальцев попали в базу случайно. В сентябре Козодоев на личном автомобиле приехал к знакомой в Заводской район. Пока он с ней развлекался, у него с машины сняли магнитолу. Приехала опергруппа, и его откатали как потерпевшего.

– Козодоев так обиделся на кражу магнитолы, что вызвал милицию? – удивился Андрей.

– У богатых свои причуды. Он мог бы плюнуть на мелкую кражу, но не стал.

– Воров нашли?

– Нет, конечно. Мы по квартирным кражам в полном завале, а тут магнитола из автомобиля! Хочешь узнать, как его дактокарта на обработку попала? Фантастика! Эксперт перепутал пачки и загрузил в «Папиллон» всякую чушь. Это рок, Андрюха, перст судьбы! Только мне от этого нисколько не легче. Я смотрю на это заключение и не знаю, что делать. Прошло десять лет. На момент совершения преступления Козодоев был несовершеннолетним. У него истек срок давности привлечения к уголовной ответственности. Он снова на коне. Этот убийца вновь будет невиновен.

– Срок еще не прошел, – заметил Андрей. – Убийство было в декабре, а сейчас октябрь. У тебя есть целый месяц, чтобы отыграться.

– Ничего у меня нет! – в отчаянии выпалил Ефремов. – С одним отпечатком пальца за такой короткий срок кашу не сваришь. Как только мы возьмем Козодоева за жабры, так тут же нарисуется опытный адвокат и начнет воду мутить. Дескать, мой подзащитный в декабре восемьдесят второго года был у Бурлакова в гостях. Пока мы будем эту версию отрабатывать, месяц пройдет.

– Палец – это неопровержимая улика, – заявил Лаптев. – Если ты хочешь вывести Козодоева на чистую воду, то тебе надо сделать так, чтобы он сам во всем признался. Палец плюс признание – это железобетонные доказательства для любого суда и прокурора.

– Ты смог бы его раскрутить?

– Наверное, смог бы. Но не буду. У меня дел полно. Памятник – это тебе не труп десятилетней давности. Он живее всех живых, нас в светлую даль зовет.

– «Пепел Клааса стучит в мое сердце»! – процитировал Ефремов слова Тиля Уленшпигеля. – Пока я не втопчу этого мерзавца в грязь, я буду считать себя никчемным подонком. Андрюха, поможешь мне поквитаться с этой сволочью?