Сначала Фред и Мишель лежали молча, слушая свои ощущения и рассматривая потолок. Они раньше никогда не сдавали кровь. Как это – лежать и знать, что она из тебя вытекает?

– А помнишь наши семейные традиции? – нарушил молчание отчим. – Мы собирались за праздничным столом, загадывали вслух желания и потом наблюдали, какие именно сбудутся в течение года.

– Конечно, помню.

– А давай приготовим праздничный ужин и позовем твоего парня и его отца? Мишель удивленно посмотрела на отчима.

– Сейчас мы переживаем трудное время. Может быть, если притвориться, что мы – крепкая семья, хотя бы на время праздников, мы сможем как-то очиститься от вины и ненависти, которые нас разрушают. – Фред замолк на минуту. – Прости меня за все, Мишель.

Выражение его лица было искренним, вдохновленным, глаза – светло-серые, как окна, в которых отражается дождливое небо, окна, с которых сняли решетки. Мишель вспомнила, как некоторые люди, принимая Иисуса как своего спасителя в церкви во время крещения, выглядели именно так.

У девушки от его слов навернулись слезы. Она хотела верить в то, что в сознании Фреда начался процесс прощения и очищения. Как и у нее.

– Может быть, время лечит, – подумала Мишель, ощущая обволакивающее умиротворение. Это чувство было подобно густому туману ранним утром, словно едешь за рулем медленно-премедленно, почти крадешься, виден только капот одной машины впереди, так как туман-колдун взял в плен все здания, солнце и птиц, но тебе не страшно, ты знаешь.

– Ты не права, время не лечит, – вдруг отрезал Тави, и это резкое неожиданное утверждение прозвучало как неожиданное падение яйца на кухонный пол.

Декабрь на волшебных санях Санта Клауса ворвался в умы и жизни людей.

Тави впитывал через глаза и чувства своего носителя все происходящее. Город Пенсакола готовился к Рождеству. Почти все жители принарядили свои дворы и дома. Разноцветные гирлянды и гигантские шары украшали и вечнозеленые елки, и пальмы, и кустики около зданий. Некоторые пытались переплюнуть своих соседей, не только украшая передний двор, но и устанавливая мигающие фигурки оленей и Сайты на стенах, крышах и даже каминных трубах своих жилищ. Но так могли изощряться только те, у кого были длинные лестницы.

Рождество близко, но праздничного настроения нет – сделала для себя вывод Мишель по дороге домой с работы. У них с Фредом была одна машина на двоих. Падчерица использовала ее днем, а отчим вечером и ночью. Они пополам оплачивали страховку, которая выросла в разы. Мишель вспомнила разговор матери и отчима о том, что, когда она получила права и села за руль, страховка на машину выросла в два раза, так как подростки считаются категорией риска. А после аварии им пришлось платить все триста долларов в месяц.

Поскольку у Фреда и Мишель были разные графики, иногда они практически не виделись, и жизнь под одной крышей была сносной. Девушка после работы запрыгивала в душ, а отчим в это время уезжал в свой ночной клуб, при этом они могли не обменяться ни приветствиями, ни взглядами. Как в параллельных реальностях. Фред сам стирал свои вещи, мыл за собой посуду, выносил мусор и не создавал падчерице проблем.

Мишель вспомнила, что надо бы купить сухой корм для кошек, и по дороге остановилась в зоомагазине. Ее привлекла шумная толпа народа в ярко освещенном холле: там проходили забавные соревнования – хомячьи бега. Дети принесли своих питомцев в пластмассовых шарах. Организаторы соревнования, зарегистрировав всех двуногих и четвероногих участников, следили, какой хомячок прибежит первым к финишной линии. Разумеется, хомячки не догадывались, что самый активный из них, добежав для финиша, выиграет себе и владельцу новую клетку из экологически чистого пластика, похожую на оранжево-красную двухэтажную виллу с многочисленными ходами-трубками и пакет питания на месяц.

Мишель вздохнула, наблюдая за светло-коричневым хомячком, который обогнал всех конкурентов, стремительно перебирая малюсенькими пушистыми лапками по пластмассовой внутренней поверхности шара, в котором находился. До нее вдруг дошло, что ее жизнь в заботах о матери и работе, пробежками и йогой, волонтерством в секонд-хенде была подобна бегу хомячка в шаре-ловушке, из которого не было выхода. Бежишь, стремишься к финишной полосе, но все равно находишься в тюрьме обстоятельств. Ее дни были настолько однообразны и похожи друг на друга, скучны до невыносимости, что она решила – пора вернуться к «реабилитациям».

Кошмары делали ее жизнь более наполненной, ведь каждая реабилитация была приключением, пусть болезненным и кровавым, но с каждой смертью в другом теле Мишель чувствовала, что становится умнее, мудрее, становится другой. Если все дни бодрствования были похожи друг на друга как сиамские близнецы, то каждая реабилитация с Тави выгравировала цветную болезненную татуировку на карте ее разума.

* * *

Мишель снова попросила Стива быть ее верным стражем во время реабилитаций, и он снова согласился.

Она открыла ему дверь, одетая в свой красный бикини, Мишель залезла в теплую воду ванны, а Стив сел на крышку унитаза.

Перед тем как погрузиться в сон, девушка несколько минут рассматривала свои ладони, словно весь смысл жизнь заключался в том, чтобы запомнить все черточки и выпуклости.

– А что это ты на ладони уставилась? – спросил Стив.

– Книга «Контроль сновидений» учит, что я должна запомнить свои ладони наяву. Если я в сновидении вдруг увижу их, то вспомню, что сплю, и смогу контролировать события сна.

Юноша перебрасывал смартфон из одной руки в другую, продолжая слушать подругу, чьи глаза вдохновленно блестели фиолетовым светом.

– Да, это звучит безумно, как и то, что в моем теле застрял заключенный-убийца с Кассиопеи. Но попытаться надо. А вдруг получится?

– А вдруг, – эхом отозвался согласился юноша, раскрывая приложение Киндл в смартфоне.

– Мне нравится, что ты не осуждаешь меня, не осуждаешь вообще никого, как это делает большинство людей. Осуждать легко. Понять трудно.

Стив подложил ей под голову полотенце, свернув валиком, чтобы девушке было удобно. Она ответила благодарной улыбкой.

Вода была приятной, как одеяло с подогревом. С помощью Тави сознание Мишель постепенно отключило свои проводки от реальности привычного третьего измерения. Как только она погрузилась в сон, голограмма Земли появилась перед ее внутренним взором. Поверхность планеты ожила, красные поры вибрировали энергией страдания. Полая трубка, отпрыгнув от поверхности, подобно пружине, ударила в лицо Мишель горячим воздухом и засосала ее в следующего носителя.

Девушка обнаружила себя в теле азиата, мужчины лет сорока. Он был полураздет, руки были прикованы цепями к какой-то балке над головой. Глазами носителя Мишель увидела двух мужчин, также азиатской наружности, с черными бородами, одетых, но босых, они коленопреклоненно молились на цементном полу в маленькой комнате-склепе без окон. После тщательной молитвы они взяли в руки дрель и стали проделывать ею дырки в теле привязанной жертвы.