— И волосы кудрявые.

— Но одет он очень скверно.

— И какой голодный на вид!

Они подошли ближе, застенчиво обошли несколько раз вокругнего, внимательно его рассматривая, словно он был каким-то странным,невиданным; зверем, боязливо и зорко наблюдая за ним, как бы боясь, что этотзверь, чего доброго, укусит. В конце концов они остановились перед ним, держасьза руки, как бы ища защиты друг у дружки, и вытаращили на пего своипростодушные глазенки; потом одна из них, набравшись храбрости, напрямикспросила:

— Кто ты, мальчик?

— Я король, — ответил он с достоинством.

Девочки слегка отшатнулись, широко раскрыв глаза, иполминуты не могли выговорить ни слова; потом любопытство взяло верх.

— Король? Какой король?

— Король Англии.

Девочки посмотрели друг на дружку, потом на него, потомопять друг на дружку — удивленно, смущенно. Затем одна из них сказала:

— Ты слышишь, Марджери? Он говорит, что он король. Может лиэто быть правдой?

— Как же это может быть неправда, Присей? Разве он станетлгать? Ведь ты понимаешь, Присей, если это не правда, значит это ложь. Подумайкак следует. Все, что не правда, то — ложь; с этим уж ничего не поделаешь.

Довод был здравый и неопровержимый; сомнения Присей сразурассеялись.

Она подумала минутку, положилась на честность короля ибесхитростно сказала:

— Если ты вправду король, я тебе верю.

— Я вправду король.

Таким образом дело уладилось. Королевское звание еговеличества было признано без дальнейших споров, и девочки принялисьрасспрашивать его, как он попал сюда, и почему он так не по-королевски одет, икуда он идет. Король и сам был рад отвести душу — рассказать о своихзлоключениях кому-нибудь, кто не станет смеяться над ним или сомневаться вправдивости его слов; он с жаром рассказал свою историю, на время позабыв дажео голоде, и добрые девочки выслушали его с глубоким сочувствием. Но когда ондошел до последних своих несчастий и они узнали, как давно он ничего не ел, ониперебили его на полуслове и потащили домой, чтобы поскорее накормить.

Теперь король был счастлив и весел.

«Когда я вернусь во дворец, — говорил он себе, — я будувсегда заботиться о маленьких детях, в память того, как эти девочки неиспугались меня и поверили мне, когда я был в несчастье, а те, кто старше их исчитают себя умнее, только издевались надо мною, выставляя меня лжецом».

Мать девочек приняла короля участливо: ее доброе женскоесердце было тронуто горькой долей бездомного мальчика, да еще вдобавокпомешанного. Она была вдова и далеко не богата, сама натерпелась довольно горяи потому умела сочувствовать несчастным. Она вообразила, что помешанный мальчикубежал от своих родных или сторожей, и все допытывалась, откуда он пришел,чтобы вернуть его домой; она называла соседние города и деревни, но все еерасспросы были напрасны. По лицу мальчика и по его ответам она видела, что емунезнакомо то, о чем она говорит. Он просто и охотно говорил о придворной жизни,раза два всплакнул, вспомнив о покойном короле, «своем отце», но как толькоразговор переходил на более низменные темы, мальчик становился безучастным иумолкал.

Женщина была озадачена, но не сдалась. Хлопоча у очага, онапускалась на всевозможные хитрости, чтобы выведать, кто такой этот мальчик. Оназаговорила с ним о коровах — он остался равнодушен; завела речь об овцах — тоже самое; таким образом, ее догадки насчет того, что он был пастухом, оказалисьошибочными; она заговорила о мельницах, о ткачах, лудильщиках, кузнецах, овсевозможных мастерствах и ремеслах; потом о сумасшедшем доме, о тюрьмах, оприютах — напрасно: она всюду потерпела поражение. Впрочем, нет; может быть, ончей-нибудь слуга? Да, теперь она была уверена, что напала на верный след: безсомнения, он служил в каком-нибудь доме. Она завела об этом разговор. Но и тутничего не добилась: разговор о подметании комнат и топке очага, видно, тяготилмальчика; чистка посуды не вызывала в нем никакого восторга. Тогда добраяженщина, уже теряя надежду, на всякий случай заговорила о стряпне. К великомуее удивлению и радости, лицо короля вдруг просияло! Ага, наконец-то она поймалаего; она была горда, что добилась этого так проницательно и политично. Ееуставший язык мог, наконец, отдохнуть, потому что король, вдохновленныйпожирающим его голодом и соблазнительным запахом, исходившим от брызгающихпеною горшков и кастрюль, пустился в долгие красноречивые описания разныхлакомых блюд. Через три минуты женщина уже говорила себе: «Ну конечно, я былаправа: он работал на кухне!»

А король называл все новые и новые блюда и обсуждал их стаким воодушевлением и знанием дела, что женщина думала:

«Откуда он знает столько кушаний, да еще таких мудреных,которые подают за столом только у богачей и вельмож? А, понимаю! Теперь оноборванец, но прежде, пока не свихнулся, служил, должно быть, во дворце. Да,наверно он работал на кухне у самого короля! Надо испытать его!»

Чтобы проверить свою догадку, она велела королю присмотреть закушаньем, намекнув, что он может и сам постряпать, коли у него есть охота, исготовить одно-два блюда лишних. Потом вышла из комнаты, сделав знак своимдочкам следовать за нею.

Король пробормотал:

«В былые времена такое же поручение было дано другомуанглийскому королю, нет ничего унизительного для моего достоинства занятьсяделом, до которого снизошел сам Альфред Великий.[28] Но я постараюсь лучше негооправдать доверие своей хозяйки, так как у него лепешки подгорели».

Намерение было доброе, но исполнение оказалось много хуже;скоро и этот король, как и тот — в былые времена, углубился в свои мысли, ислучилась та же беда: кушанье подгорело. Женщина вернулась во-время, чтобыспасти завтрак от окончательной гибели, и быстро вывела короля из задумчивости,обругав его на совесть и без всяких церемоний. Затем, видя, что он сам огорчентем, что не оправдал ее доверия, смягчилась и опять стала доброй и ласковой.