Наконец она ступила на деревянную палубу. Только теперь позволила себе обернуться. Рей сидел на коне не спешиваясь, следил за каждым ее движением. Она не видела его глаз с такого расстояния, но чувствовала внимание. Буквально задыхалась от этого. А хуже всего то, что Мира прекрасно понимала: несмотря ни на что все равно будет тосковать по нему.

Увидев, что она села на ладью, Рей повернул коня в обратную сторону и направился к дому. Он больше ни разу не обернулся.

У Миры заныло в груди. Неужели эта боль никогда не утихнет?! Смерть нерожденного малыша и расставание с Рейчаром — все это будто наслоилось на те потери, которые женщине довелось пережить. Еще одна дыра в сердце — и оно просто остановится.

И тут она вспомнила слова старой веды о том, что она сможет залечить раны, только разбудив свою силу. Моряки заканчивали последние приготовления перед отплытием. Мира вдруг схватила Светозара за руку.

— Он уже заплатил тебе?

Мужчина не ожидал такой прыти, даже дернулся и закивал.

— Хорошо. Я не поплыву, — сообщила Мира, легко перебегая по мостику, ведущему на пристань, который еще не успели убрать.

— Мирослава, постой! Куда ты?

Она обернулась и улыбнулась с надеждой:

— Я не могу вернуться домой, пока не залечу раны.

Другие моряки — клирийцы — начали возмущаться странными перемещениями женщины, но северянин шикнул на них и что-то крикнул, а потом посмотрел на землячку и сказал:

— Что ж, удачи тебе, Мирослава!

Жилище Гейсары Мирослава нашла быстро. Да и сама старуха словно знала, что Мира появится именно сейчас. Она стояла у ворот, а когда северянка подошла к ним, без слов отворила и впустила ее внутрь.

Они молча вошли в довольно просторный дом. Хотя этому жилищу было очень далеко до того, где жил отец Рея или хотя бы господин Аджай. Женщина без единого слова повела ее в гостиную. Мира не сдержала восхищенный вздох. Через окна из небольших квадратиков разноцветного стекла проникали солнечные лучи, создавая причудливые узоры на мягком ковре. Он покрывал почти весь пол. Там же лежали разноцветные подушки всех возможных размеров: от маленьких декоративных, красиво расшитых, до больших, на которых удобно сидеть. В самой середине комнаты стоял низкий столик, а на нем — вазочка с фруктами, медный кувшин и несколько кубков.

Несмотря на то, что обстановка оказалась вовсе не шикарная, здесь было очень мило. И по-настоящему уютно. В каждом предмете чувствовалось прикосновение женской руки.

— Как здесь красиво, — выдохнула Мира, с наслаждением стаскивая с головы платок. С непривычки ей было в нем очень душно.

Хозяйка улыбнулась и предложила гостье сесть. Мира повторила ее движение, опустившись на подушку и подогнув под себя ноги.

— Я знала, что ты придешь, — сказала она, разливая по кубкам алую жидкость. — Морс? — предложила веда.

Северянка с удовольствием взяла угощение. Первые глотки прохладного напитка показались невероятно вкусными. Мире здесь нравилось.

— Ты пришла, чтобы остаться, — снова подала голос Гейсара.

Мира лишь кивнула. И сняла с пояса кошель.

— Я хочу, чтобы ты взяла эти деньги.

Старуха сощурилась, о чем-то подумала и громко кликнула:

— Чезанна! Подойди сюда, пожалуйста!

Почти сразу же раздались легкие поспешные шаги. На пороге появилась босая девушка в платье. Мира очень редко видела здесь женщин в такой одежде, все больше предпочитали свободные шаровары или шаровары с юбками. Девушка оказалась монойкой, ее черные густые волосы были заплетены в две короткие косички. Взгляд Миры метнулся на ее запястье: на руке красовался нашах, точно такой же формы, как и у нее, только не золотой, а серебряный. Значит, из бывших рабов.

— Дорогая, — обратилась Гейсара к ней. — Познакомься, это Мирослава, она теперь будет жить в этом доме.

Чезанна искренне улыбнулась.

— Добро пожаловать!

— Спасибо, — не удержалась от ответной улыбки Мира.

— Спрячь это получше, — хозяйка протянула кошелек черноволосой.

Она кивнула и легко, словно горная козочка, покинула комнату, прихватив деньги.

— Ты ей так доверяешь? — удивилась Мира.

— В этом доме все друг другу доверяют, как себе. И ты со временем научишься. У Чезанны тоже жизнь не мед. Родители отдали ее совсем крошкой за долги. А ее бывший хозяин владеет постоялым двором. Он продавал ее гостям на ночь, — женщина сморщилась. — Я выкупила ее, чувствовала, что не могу по-иному. Теперь она мне как дочь.

Мира опустила глаза. Похоже, ей еще повезло. Она не вынесла бы ходить по чужим грязным рукам каждую ночь.

— А это Этрин, — сказала Гейсара.

Северянка растерянно оглянулась, но никого не увидела.

— Ну же, Этрин, выходи. Я знаю, что ты здесь.

На пороге возник некто. В мужской одежде — рубахе и штанах — которая висела на нем балахоном, с непропорционально длинными руками, полностью лысый, с кожей настолько белой, что через нее просвечивались мельчайшие вены. Но больше всего Миру поразили глаза: светло-зеленые, неестественно огромные, даже выпученные. Он напоминал птицу, которую заживо ощипали.

Странный человек мялся в проходе, переступая с ноги на ногу. На вид он был молод, хотя и старше Миры. Однако трудно назвать возраст с такой внешностью. Она даже не могла сказать, к какому народу он принадлежал. Непохожий ни на кого.

— Не бойся, милый, подойди к нам. Это Мира, о которой ты предупреждал, — она посмотрела на гостью. — Это Этрин сообщил мне, что ты придешь именно сегодня. Он видит будущее.

Такой странный дом. Такие странные обитатели.

Этрин подошел к столу и сел рядом на большую подушку.

— Я подобрала его на улице, когда он был мальчиком. Кто-то оскопил его, но поняв, что он не выживет, бросил умирать. Я с трудом его выходила, — Гейсара ласково улыбнулась подопечному, как только мать может улыбаться своему дитя.

Мира сглотнула.

— Ты правда видишь будущее? — почти прошептала она.

Человек кивнул.

— Хочешь узнать свое? — мягко спросила хозяйка.

Мира пожала плечами. Опустила голову. Долго молчала. Она не знала, что ответить. Боялась, что он скажет о чем-то страшном. Пока есть надежда — можно жить. Но что если впереди только беспросветная темнота?

— Н-н-наверное, — запнулась она. — Да, хочу.

Этрин, сидевший справа от нее, протянул ладонь. Мира вопросительно глянула на женщину, та согласно прикрыла веки. Северянка опасливо вложила свою руку в его.

Сперва он вперил огромные глаза в нее. От этого взгляда по телу поползли мурашки. Он смотрел так, будто видел сквозь кожу и мог сказать, что творится у нее внутри. И, кажется, Этрину это не понравилось. Сначала он сощурился, потом и вовсе закрыл глаза.