Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей нужно по-настоящему разобраться в себе. Понять, почему боль не отпускает. Почему она не может забыть прошлое? Почему? Почему? Столько вопросов долгое время оставалось без ответов. И главный: как быть дальше?
Жить ради помощи другим? Помочь почти незнакомой женщине обрести такое желанное и долгожданное дитя? Мира ощутила уже знакомый укол зависти. Снова смотреть, как у всех вокруг рождаются дети и не иметь возможности самой колыхать кроху в колыбельке? Ведь во многом поэтому она предпочла скрыться от всех еще тогда, на родине.
Но проблема в том, что дети появляются на свет в любом месте, где есть люди. И Сидрах не исключение. Сейчас ей нужно посмотреть в глаза своим чувствам. Оседлать зависть. О, теперь Мира могла признаться хотя бы себе: это была самая настоящая черная зависть, которая отравляла ее изнутри. Почему кому-то боги позволяют ощущать это счастье, а на долю других выпадают лишь потери? Где справедливость?
Пойти наперекор себе. Побороть злых духов. Но почему бороться со своими внутренними бесами так сложно? Их голоса невозможно заглушить. Они не поддаются никаким уговорам. Убить! Изгнать из себя! Только так, только полностью избавиться от них и тех навязчивых мыслей, которые они приносят. Но как это сделать, Мира не знала.
Она глубоко вдохнула всей грудью. Гейсара уверена, что она может помочь этой женщине. Нужно лишь захотеть. Помочь появиться на свет еще одному человеку… И внезапно в первый раз эта мысль не вызвала отторжения. Мира даже нахмурилась, ощутив внутри странный прилив воодушевления. Чем больше северянка думала об этом, тем яснее понимала, что нужно хотя бы попытаться. А если она действительно сможет?.. Незнакомая доселе волна тепла омыла душу. Вот так бывает: что-то внутри вдруг переворачивается, резко меняется. Посеянное когда-то семя наконец дает всходы.
Мирослава поднялась, отряхивая одежду от песка и мелких травинок. Она поможет. И если только это в ее силах, Хасина получит самый желанный дар. А Мира, возможно, наконец — успокоение.
* * *
Теперь Мирослава всегда одевалась как свободная горожанка. И обязательным атрибутом ее наряда при выходе в город стал платок, который она повязывала так, чтобы были видны только глаза. Их она подводила углем, как это обычно делали монойские женщины, и старалась лишний раз не поднимать взгляд, чтобы никто не видел цвет. Монойцев с голубыми глазами она никогда не встречала, да и форма слишком выделяла ее. И все же в платке северянка привлекала гораздо меньше внимания, чем без него.
Уже почти год знахарка жила в Сидрахе. Она узнала очень многое о здешних порядках и обычаях. Например, то, что освобожденные рабы — это крайне редкий случай. Скорее исключение из всех возможных правил. Свободные чужестранцы встречались немного чаще, но по закону им не дозволялось иметь свое жилье, землю или производство. Всем этим владели только подданные империи. А ими могли быть лишь монойцы по рождению. Никаких исключений для иностранцев и полукровок. Император был очень строг к смешению монойской крови. Хотя это вовсе не мешало захватчикам насиловать северянок в их же землях, тем самым порождая на свет нежеланных детей.
Даже дом Гейсары на самом деле ей не принадлежал. Какой-то приближенный к императору чиновник поспособствовал тому, чтобы целительница могла в нем жить, потому что она когда-то вылечила от тяжелой болезни его сына. Но в случае ее смерти жилище возвращалось в императорскую казну. Северянка не понимала, почему старуха не уехала отсюда еще раньше. Почему жила здесь так долго, мирясь с несправедливостями монойских законов? Но та лишь грустно улыбалась и не отвечала на расспросы по этому поводу.
Мира медленно шла по рынку. Взгляд упал на лавку с украшениями. В отличие от местных женщин, которые любили навешивать на себя все свои богатства, она не очень-то жаловала золото и серебро. Не снимала лишь браслет, говорящий о том, что она свободна. Без него выходить на улицу было просто опасно. Чего-чего, а разбирательства со стороны городской стражи ей хотелось меньше всего, если кому-то на глаза вдруг попадется ее отметина левом запястье. Одевалась-то она теперь не как рабыня. Если бы ее задержали, пришлось бы связываться с Рейчаром и его отцом, снова видеть этих людей… Нет, она этого не перенесла бы.
Глаз зацепился за красивые камушки, блестевшие на ярком солнце. Мирослава понимала, что это всего лишь стекло. Лавочник не стал бы выставлять настоящие драгоценные камни в таком месте, где полно воришек. Она не удержалась и подошла ближе, разглядывая дивные переливы.
— Госпоже приглянулось колечко? Могу показать ближе, — разулыбался невысокий пухлый мужчина.
Мира лишь мельком исподлобья на него глянула, молча помотала головой и пошла прочь. Она здесь не за этим. Сейчас нужно найти лавку с тканями. И, сделав всего несколько шагов от палатки с украшениями, она сразу же уперлась в нужную точку. Мира до сих пор не могла привыкнуть к тому разнообразию тканей, которое встретила в столице. В ее родных краях цветная ткань была слишком дорога, поэтому шили из нее наряды редко. А здесь все щеголяли друг перед другом — кто на что горазд.
Она перебирала пальцами мягкие материалы. Хотела купить пару отрезов, чтобы к завтрашнему дню сшить несколько пеленок и рубашечек в подарок для малышей Хасины. Те родились на прошлой седмице. Мальчик и девочка. Два щекастых и крупных младенца, несмотря на то, что в утробе их находилось двое. Мира с Гейсарой присутствовали при родах. А теперь в качестве почетных гостей их пригласили на роскошный праздник, который устраивал муж Хасины по случаю рождения долгожданных наследников.
Она перекинулась несколькими словами с лавочником. Тот принялся отмерять и отрезать нужные длины товаров, попутно расхваливая их качество. Мира слушала вполуха. Северянка все думала об этих малышах. Они оказались самыми первыми. Те, которым она помогла появиться на свет. Но на подходе еще несколько. Когда стало известно, что Хасина после стольких лет бесплодия наконец зачала, по ее рекомендации к ним в дом начали приходить и другие женщины. Сперва только из Сидраха. Потом, когда слава о молодой целительнице расползлась, у них на пороге нередко появлялись страждущие и из других городов. Мира помогала каждой. В отличие от того же Этрина.
К нему тоже приходили просители. Те, кто желал узнать свою судьбу. Многих он разворачивал и не соглашался дотронуться ни за какие деньги. Мира его понимала после того случая, когда он взял ее за руку. С тех пор он ни разу не прикасался к ней. Он вообще был нелюдим. И большую часть времени проводил у себя в комнате или в саду, читая книги.
Мира не брала за свою помощь деньги, но женщины, которые понимали, что наконец носят малышей, на радостях сами несли ей дары. Теперь она могла позволить себе многое. Даже купить дом, но законы не разрешали. И их нельзя было обойти. Чужестранцы и свободные рабы не могли приобретать недвижимость, как и жениться или выходить замуж за подданных империи.
Впрочем, она могла бы уже покинуть эти берега, поселиться где-то в родных землях, не обязательно на старом месте. В ее родных Топях ее наверняка уже давно похоронили. И уж точно о ней никто не горюет. Может, только Войко иногда вспоминал долгими зимними днями.