— Я думаю! Я бы хотела…

Они уже собирались выйти из кафе.

— Я бы хотела… — Она замялась.

— Вы бы хотели, — повторил он.

— Я бы хотела тоже быть там с вами. Может быть… Может быть, в следующий раз погуляем по городу вместе?

— Я надеялся: а вдруг вы скажете это, — произнес Антон. — Я очень-очень надеялся.

У Генри есть кое-какие сомнения насчет съемок. Его никогда раньше не мучили опасения, и такой опыт ему совсем не нужен. Он хочет положить этому конец. Ему надо поговорить с Делией Каннинг. Генри необходимо услышать, что, вопреки опасениям, его речь была потрясающей и программа, несомненно, будет запущена, а может быть, и не одна.

— Письмо миссис Каннинг, — сказал он Роуз, потом задумался, наморщил лоб. — Нет, пожалуй, лучше позвонить по телефону. Письма обычно кладут в долгий ящик. Наберите миссис Каннинг, скажите, что вы секретарь лорда Питерса, которому хотелось бы услышать соображения миссис Каннинг по поводу программы. Серии таковых. Вежливо, но настойчиво.

Роуз набирает номер, Генри слушает, барабаня пальцами по столу. Надо ли говорить, что ее не соединяют с Делией Каннинг. Разговор секретаря с секретарем. Патовая ситуация.

Роуз смешит Шарлотту и Джерри, имитируя голос Генри, а потом и секретарши Делии Каннинг, которая сладко выводит: «К моему глубокому сожалению, боюсь, Делия не сможет сейчас ответить вам. Да, разумеется, я все ей передам».

— Бедный старик. Это не его среда, он чувствует себя с ними не в своей тарелке. Мне так его жаль.

Шарлотта рада, что Роуз в хорошем расположении духа. Ее настроение действительно кажется приподнятым, и это для Шарлотты большое облегчение. Значит, ее постоянное присутствие в доме не слишком надоело Роуз. Шарлотта напоминает себе, что оно ведь когда-нибудь закончится, хотя как раз сегодня возвращение домой представляется ей очень отдаленным проектом. Случилась неприятность. Она поскользнулась, когда возилась на кухне, и ударилась бедром, пусть не очень сильно, но достаточно, чтобы захромать еще заметнее, да и боль опять разыгралась.

«Вот так! — прочитала Шарлотта в глазах Роуз. — Ты по-прежнему считаешь, что можешь справляться сама?»

Теперь, когда у нее появилось очень много свободного времени, Шарлотта погрузилась в размышления. Она думает о прошлом и — с раздражением — о настоящем. Прошлое не ушло, теперь оно стало тем спасительным балластом, без которого ее лодка опрокинулась бы. Она вновь мысленно посещает разные места, любовно перебирает в памяти имена людей. Ее голова полна тем, что тогда говорили Том или Роуз в своих разных ипостасях — девушка, ребенок.

«Как чудесно, — думает Шарлотта, — что прежняя жизнь сохранилась и даже в каком-то смысле продолжается, не утеряна, вдруг возвращается к тебе. Это не разрушится, пока я не умру».

О настоящем думать не так приятно. Оно полно раздражающих мелочей. Проблем, которые приходится решать каждый час. Принимать или не принимать таблетку болеутоляющего? Проверить, на какое число назначен следующий осмотр. Рассердится ли Роуз, если Шарлотта предложит свою помощь по дому, например захочет погладить белье? Когда, когда, ну когда же наконец она сможет переехать к себе? И вдруг, подобно солнцу, внезапно освещающему все вокруг, приходят моменты счастья: серебряный серп новой луны на вечернем небе, запах сирени, который она улавливает, ковыляя к воротам, звуки фортепиано, на котором играет соседская девочка.

Антон дарит ей букет кремовых тюльпанов:

— В знак благодарности. Потому что теперь я читаю. Почти читаю.

Антон и правда идет вперед семимильными шагами. Неудивительно, что он так радостно размахивает своими тюльпанами.

У Антона нет времени на раздумья. Не очень-то поразмыслишь, когда занят тяжелым физическим трудом. А когда он не на работе, времени все равно не выкроить. Надо же читать, спать, на все обращать внимание. Да и обстановка там, где он живет, не очень располагает к размышлениям: телевизор, игра в карты, пиво, постоянное подтрунивание друг над другом. Но Антон каждый день ухитряется находить убежища, в которые можно спрятаться на пару минут и насладиться ощущением больших возможностей. Правильно, что он приехал сюда. Еще немного — и можно будет претендовать на настоящую работу. Подумать только, ведь уже весна, почти лето. Как солнце светит!

Теперь Антон думает о прошлом как о балласте, ему не хочется в нем копаться. Когда в памяти возникает бывшая жена, он вежливо, но твердо говорит ей, чтобы уходила. Детство и юность — милости просим, но и с ними он долго задерживаться не намерен. Семье и друзьям — разве что помахать рукой и кивнуть на ходу. Да, Антон рад им, ценит их, но сейчас не может уделить им внимания.

Сейчас. Данный момент. Настоящее, которое становится не таким чужим. Он начинает потихоньку обживать его, может свободно расположиться в нем, наладить жизнь, перестать идти на поводу у обстоятельств.

Во время перерыва на ланч на стройке Антон сидит и мысленно составляет эсэмэску для Роуз: «Спасибо за письмо. Я посмотрел… Я нашел на карте Ричмонд-парк и прочитал в книге. Да, думаю, это очень хорошее место для прогулок».

— Неправильно, — говорит Генри Мэрион. — Человек хочет знать, на каком он свете с этим проектом. А вот и Корри с пудингом. Корри, бисквит сегодня превосходный. Мне кусочек поменьше, ну нет, все же не такой маленький.

Мэрион с ненавистью смотрит на бисквит:

— Мне совсем чуть-чуть, Корри. Спасибо. Ты знаешь, дядя Генри, очень часто из таких вещей ничего не получается.

— Да? Конечно, я с этой средой не очень знаком, но чувствую, что могу внести свой вклад. — Генри с удовольствием откусил от бисквита. — Пожалуй, я пересмотрел свои взгляды на научно-популярные программы. Я думаю, мы должны обеспечить обычным людям доступ к лекциям высокого класса.

«О-о! — про себя стонет Мэрион. — Дядя Генри, ради бога!»

— Я с нетерпением жду возможности сделать свои научные идеи более… доступными.

— Близкими массам, — цедит сквозь зубы Мэрион.

Генри сияет:

— Это теперь так называется? Ты удивительно современна, моя дорогая. Все же они ведут себя странно, и это утомляет. Не понимаю, почему я должен находиться в неведении относительно начала съемок. Ну да ладно. — Он решает сменить тему. — А как твои дела?

Если бы Мэрион хотела ответить по существу, то сказала бы, что дело по имени Джереми идет, хотя она иногда думает, что, может быть, лучше бы ему уже и остановиться, а вот работа с хэмпстедской квартирой приносит ей все больше огорчений. Первой загвоздкой стала перепланировка ванной, а теперь бюджет превышен еще по нескольким параметрам, и у Мэрион возникли затруднения с наличными.

Ей пришлось сильнее надавить на секретаря мистера Харрингтона.

— Мне действительно очень нужно переговорить с ним.