— Да уж, ситуэйшн. Не позавидуешь.

— Это ты ещё мягко сказала. Мама Ксюши, как бы помягче выразиться, — запинаюсь я, — в общем, она эгоцентричная наглая мажорка, которой дела нет до собственного ребёнка.

— Неужели всё настолько плохо?

— О да! Она включала Ксюше все части Гарри Поттера, а сама уходила с подружкой гулять. А последние фильмы довольно жестокие, ты сама знаешь. И Каролина очень много лишнего Ксюше наговорила.

— Например?

— Ксюша верила, что папа с мамой разводятся из-за её капризов.

— Вот это, конечно, перебор, — соглашается Лара. — Но насчёт остального я судить не берусь. Материнство не всем легко даётся. И я тоже совершала ошибки, за которые мне теперь очень стыдно. Думаешь, я не включала Лёве фильмы, не предназначенные для детей? Случалось такое, и не раз. И гаджетами пользоваться я никогда не запрещала, он в интернете мог любые видео найти, по сравнению с которыми финал Гарри Поттера — это детский лепет.

— Лар, даже не сравнивай себя с Каролиной. У неё была поддержка родителей, няни, деньги в конце концов!

— И что? Я не говорю, что всё сделанное Каролиной — это правильно и нормально. Нет, конечно. Я лишь хочу донести до тебя одну простую мысль: все мамы ошибаются.

— Я знаю, Лар. Но Каролина — это другой случай. Она с любовником была, пока её дочь скучала на лавочке перед домом. Разве это адекватное поведение?

— Нет, — вздыхает сестра. — Но, может, не всё так просто? Вдруг Каролине помощь специалиста нужна? Я сама мама, и у меня язык не поворачивается осуждать других матерей.

— Теперь я чувствую себя бессердечной стервой.

— Не смей! Твоя реакция вполне понятна, я же через свою призму на всё смотрю, — усмехается Лара и продолжает доверительным тоном: — Знаешь, мне всех мам хочется крепко-крепко обнять и сказать им, что чёрная полоса не будет длиться вечность. Послеродовая депрессия пройдёт, ребёнок перестанет плакать из-за коликов или прорезавшегося зубика, а долгий здоровый сон однажды вернётся в жизнь каждого родителя. И те слова, которые мы в сердцах говорили детям, они, конечно, не забудутся, но наши дети нам их простят.

— Лар, ты меня пугаешь, — напрягаюсь я. Сестра редко говорит о материнстве, не любит грузить других людей этой темой.

— Да мы с Лёвой поссорились, вот на меня и накатило, — трёт она глаза.

— Из-за чего?

— Я снова родительское собрание пропустила. Классная руководительница была недовольна, Лёва расстроился. Он сказал, что папа его успехами интересуется больше, чем я. Меня это задело. Сама понимаешь…

Бывший муж Лары еженедельно созванивается с Лёвой, но видятся они редко, примерно раз в полгода. Денис живёт в курортном городе, однако сына к себе не зовёт. Подарками тоже не балует, от алиментов уклоняется. Но Лёва его обожает, несмотря ни на что.

— И что ты ответила? — волнуюсь я. В этой ситуации нет правых, и обе стороны можно понять.

— Да вспоминать даже не хочу, — мотает головой Лара. — Сказала, что в отличие от Дениса я работаю почти без выходных и не могу из-за какой-то ерунды в школу бегать. Лёва взбрыкнул, я повысила голос… Такое...

— Лар, может, ты всё-таки уволишься? Пусть Денис тебе нормальные алименты платит, а не крохи какие-то. И для сына время найдётся…

— Не буду я ни о чём с Денисом разговаривать! — возмущается сестра.

— Даже ради сына?

— Так, систер, у тебя там своя Санта-Барбара происходит, в ней и участвуй, а я сама разберусь, окей?

— Хорошо, — тяжело вздыхаю я.

Иногда Лара бывает такой упрямой, что аж злость берёт. Она принципиально не хочет добиться от Дениса приличных алиментов, в суд не обращается, хотя имеет на это полное право. И кто в итоге страдает? Да все, кроме Дениса! Тот вообще на расслабоне живёт, вроде бы работает онлайн и хорошие деньги получает.

— Побежала я. До созвона, — бросает Лара и отключается. Я пялюсь в погасший экран телефона. Надо бы к племяннику наведаться, поддержать его. Если понадобится — я схожу на родительское собрание вместо Лары.

Смотрю на часы. Пора собираться. Владимир сказал, чтобы я подъезжала к торговому центру, где находится каток. Наверное, он сначала хочет с Каролиной что-то обсудить. Ну или Громов меня избегает. Наше общение в последние пару дней нельзя назвать дружеским. Или даже чисто рабочим. Неловкость сквозит в каждой фразе и в каждом взгляде. С моей стороны так точно. А что там у Владимира в голове — я, увы, не знаю.

До места встречи я добираюсь с опозданием. В центре ужасные пробки, на мосту какая-то авария произошла, поэтому часть города застыла в ожидании. Я успеваю переволноваться, затем взять себя в руки и снова разнервничаться. Каролина по-любому будет главную из себя строить да смотреть на меня пренебрежительно. А я этого не люблю. Но ради Ксюши постараюсь держать негативные эмоции при себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Слова Лары меня не переубедили. Сестра говорила о собственной боли. Каролину она совсем не знает.

— Опаздываешь, — резко произносит Владимир.

— И вам добрый вечер, — хмыкаю я. — Где Ксюша?

— Уже на катке, вместе с Каролиной. Бери коньки и присоединяйся.

От него исходят отрицательные вибрации. У меня спина колючими мурашками покрывается. Я уже и забыла, каким суровым и чужим может быть Владимир.

Неприятно. До такой степени, что слёзы подкатывают к глазам. Я сажусь на скамейку, делаю несколько глубоких вдохов. Успокоившись, беру коньки и надеваю их. Ступаю на лёд, поначалу держусь за бортик, вспоминая, как вообще на тонких лезвиях разъезжать. В студенческие годы мы с подружками любили на каток ходить, но без фанатизма.

На катке никого нет. Только Громовы. Владимир что, арендовал площадь на весь вечер? Хотя почему бы и нет, раз деньги позволяют.

Ксюша уверенно стоит на коньках, что-то Каролине рассказывает.  Я замечаю Владимира