И я растянула ставшие непослушными губы:

- Что же это за секрет такой? 

Дыхание переводила с трудом, голос от этого прерывался и чуть охрип. А ещё я боялась, что внутренняя дрожь станет заметной.

- Ты блондинка! – и опять блеснули в полутьме зубы. – Зачем покрасилась, а? Я хочу, чтобы ты была блондинка, слышишь?

Я с трудом сглотнула и удержалась от облегченного выдоха. Это, конечно, тайна, но не такая уж страшная.

Сбегая из дворца, я откромсала как попало волосы и бросила их в камин в покоях дяди, нашего старшего посла. Этот камин стал моим благословением на тот момент. Найди кто-нибудь тогда мой отрезанный хвост, и половина моей маскировки пропала бы. Даже не половина, а почти вся, потому что цвет волос тоже сменила.

Покрасилась я тогда в случайный цвет – что было у меня под рукой из скудного набора в ванной, то и взяла, использовав свои знания по уходу за больными.

Наивные! Все они, включая отца, думали, что я очень интересуюсь лекарским ремеслом – «это хорошо, это угодно богам, правильно, девочка, ты должна быть милосердной!». А мне просто так удобнее было присматриваться к тому, что делают шаманы, перенимать их знания и приспосабливать под свои нужды – я знала, я была уверена, что сбегу от отца. Рано или поздно, легко или трудно, но сбегу. И терпеливо ждала возможности.

Я так давно готовила побег, что абсолютно любую малость анализировала сможет она мне помочь в этом или нет.

Поэтому состав для окраски я до сих пор применяла всё тот же, раз в несколько дней намазывая голову странной бурой смесью. И если поначалу я переживала, не вызовет ли это подозрений, то увидев, что другие адептки накладывают, втирают, намазывают на себя, чем-то оборачиваются и пропитываются, и не только в душе, перестала.

Я припомнила, когда последний раз красила волосы. Пересчитала дни, получилось всего ничего. Даже если внимательно присмотреться, и уж точно не в таком сумраке, как сейчас, понять, что мои волосы другого цвета, невозможно. Откуда же он тогда знает?.. И новая тревога затопила душу.

Неестественно улыбаясь (я надеялась, что Зиад не слишком придирчив к достоверности моей мимики), я всё же решила всё выяснить до конца и спросила:

- И… как же ты догадался?

Сказала и взвыла в душе. О, немилосердные боги! Что я болтаю? Я же сама себя с головой выдала! Надо было до последнего отпираться! Нужно было стоять на том, что это мой естественный цвет!

Горячая мужская ладонь сместилась с моего живота вниз.

- Здесь ты беленькая, Рада-сть, - прошептал он, приближая свои губы к самому моему лицу, а рука… Его рука жила своей отдельной, совершенно самостоятельной жизнью. – Ты беленькая, и это очень и очень меня радует.

И череда лёгких поцелуев покрыла моё лицо, плечи, и горячие губы стали спускаться ниже, а рука, его горячая рука, накрыла мои те самые «беленькие». Я замерла потрясённая.

Да, волосы я красила только на голове.

- Подожди… - мой голос сорвался. То ли от его нежности, то ли от моего волнения. Но это сейчас было неважно. Мне нужно было разобраться, что ещё ему известно. – Почему тебя это р… радует?

Я тянула время, пытаясь быстро сообразить, как удирать, но главное - как быстро он догадается обо всём остальном, если ещё не знает, и насколько вероятно, что он всё же не знает.

- Ты разве ещё не поняла? – спросил он глухо, утыкаясь мне в основание шеи и сильно втягивая воздух. От это я чувствовала, как в том месте, где он дышал, становится то холодно, то жарко. – Я просто очень сильно люблю блондинок.

- Но… я не блондинка, - я стала понемножку отползать к краю кровати.

- Ты – блондинка, Рада-сть моя, - и он укусил меня возле ключицы, тихонько рыкнув. А я замерла и просто заледенела.

- Ты оборотень, что ли? – спросила слабым голосом.

Зиад откинулся на спину и рассмеялся, а я воспользовалась его относительной удаленностью и спрыгнула с кровати. В темноте не было видно, где одежда, да вообще ничего не было видно. Я помнила, что сбрасывали мы всё с себя там, где стояли, и какие-то более темные пятна на полу подсказывали о том, что, возможно, я и не ошибаюсь.

Я схватила несколько таких более густых теней, пока перемещалась к той стене, которая по моим ещё более смутным воспоминаниям отгораживала комнату от коридора. В руках теперь была одежда, но одеться я в неё не смогла бы – во-первых, темно, а во-вторых, непонятно чья одежда - моя или его. Да и неважно это уже было, одеваться всё равно было некогда.

- Рада? – удивленный голос Зиада смешался с другим голосом, из-за двери.

- Брат! К тебе можно? Или ты занят?

У меня всё оборвалось. Это был голос Джавада. И интонации… Только он так неспешно и весомо произносил слова.

Рефлекторно двинулась на голос – быстро сориентировалась, что искала нужную мне стену не там. Мне было страшно, что Джавад сейчас зайдёт и увидит и меня, и Зиада, и всё поймёт. Нестерпимый жар облил меня с ног до головы, а сердце забилось рваными толчками.

Да, мне было стыдно. Стыдно и неловко. А ещё я терзалась вопросом: почему не он? Как так случилось, что я поддалась Зиаду?

И уже рисуя маленькую дверцу на стене у самого пола и приговаривая шепотом считалочку «Дверь, открой-ка путь в стене, это очень нужно мне!», я задала себе другой вопрос: почему мне так стыдно?

Нужно было думать и волноваться о другом: я ещё никогда не ходила детской магией из комнаты. Всегда - только из коридоров, и поэтому куда сейчас попаду, было не известно, более того - вполне возможно, что и опасно. А если учесть, что одета я была лишь условно – одежда в руках никак не считается надетой, то волноваться всё же стоило, и сильно.

Но этот вопрос, как ни странно, меня волновал как раз меньше всего. Сейчас меня терзали, рвали на части и грызли вина, досада, стыд, сожаление и… что-то ещё, чему я не знала названия. Вопрос как быстро одеться, чтобы никто не заметил меня в таком, мягко говоря, нетипичном для адептки виде – голой, вылезающей из стены, прижимающей к груди ворох мятой одежды, был второстепенным, хоть и важным.

Но, видимо, немилосердные боги сегодня отдыхали. Или, что более вероятно, отвлеклись на что-то более интересно, чем одна глупая адептка, а, скорее всего, просто отвернулись, пытаясь сдержать смех. Потому что я вывалилась возле душевых своего этажа за считанные мгновенья до того, как к этому месту подошли спешащие на помывку адептки. Этих кратких мгновений мне вполне хватило, чтобы проскочить в предбанник, пристроить на крючках мятую одежду и сделать вид, что я тут уже давно раздеваюсь и вот как раз иду мыться.

Ну что ж, господину Хараевскому можно сказать спасибо – реакция у меня улучшилась. К тому моменту, как щебечущая стайка девиц зашла в предбанник, я уже повернулась, чтобы идти к кабинкам, и приветственно махнула рукой. А затем спокойно и даже расслаблено, хоть это было непросто, направилась в самую дальнюю. Мне хотелось уединения, а ещё там вряд ли кто-то заметит, если я буду плакать. А мне очень и очень хотелось прореветься, хотелось выплеснуть ту горькую смесь эмоций, что жгла мне горло и сдавливала грудь, хотя бы с водой поделиться этим и облегчить свою боль.