Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кира, нужно жить дальше, понимаешь? Ради нас, ради родителей, ради малыша. Я надеюсь, что ты хорошо подумаешь над всем этим и не станешь делать поспешных выводов. Свадьбу сыграем через две недели. Отгуляем в кафе, все заказано и оплачено лично мной, твоим родителям ничего не придется платить. А потом мы с тобой полетим отдыхать на море.
Кира потеряла дар речи. И хлопнувшая от сквозняка балконная дверь как нельзя кстати подвела черту между прошлым и будущим.
Сопротивляться? Зачем… Если бог сохранил ей жизнь, то, наверное, Кире придется с этим смириться.
Со смирением она приняла и Юркино предложение, и последующую за этим шумную свадьбу.
Юрка знал, о чем говорил. Он еще год назад удачно продвинул личный проект на конкурсе. Благодаря этому нашел инвесторов, а затем, как по мановению волшебной палочки, посыпались заказы. Одновременно, не без помощи тех же инвесторов, выиграл несколько крупных тендеров. В срочном порядке сколотил команду, снял офис и уже был не простым программистом-любителем, а руководителем крупной IT-компании. За год заработал приличную сумму денег. А теперь, желая стать семьянином, купил квартиру в престижном районе, новую тачку. Ну и вишенкой на торте стала, конечно, свадьба с Кирой.
Для Киры же собственная свадьба пролетела как в тумане.
На праздник были приглашены деловые партнеры, тут и там сновали журналисты, Юрка светился от счастья, дергал постоянно ее:
— Любимая, все невесты волнуются! Но давай еще разок улыбнемся вон на ту камеру! Расслабься, уже послезавтра мы с тобой будем отдыхать на море, греться на солнышке и заниматься любовью!
И Кира улыбалась. Хотя внутри все кричало о том, что она не должна здесь находиться, не должна быть невестой Юрки, и не в свадебном платье ей положено быть, а носить траур по любимому.
Но все происходило стремительно быстро, и умело расставленные Юркой сети окружили Киру со всех сторон. В какой-то момент ей захотелось воспротивиться, убежать, но и тут ее настроение сразу же уловила мать, пристыдила:
— Что ты нос воротишь, глупая! Тебе бы ноги ему целовать. Юрочка в тебе души не чает, жить без тебя не может! Кому ты что докажешь, если бросишь сейчас его?
Никому. Кира вдруг поняла, что сейчас своим отказом она разрушит Юркино счастье, состоящее из множества кирпичиков, которые тот так тщательно подбирал, лепя стену своего благополучия. И не решилась, не увидела в этом смысла. Не захотела, чтобы кому-то было также плохо, как было ей.
35
Юрка старался, Кира прекрасно это понимала. Он закрывал глаза на ее перепады настроения, частые слезы и отрешенное состояние. Баловал молодую жену подарками, шикарными букетами, вниманием. В постели был нежен и ненасытен. Хотя последнее радовало меньше всего. Если цветам или какой-нибудь безделушке она могла улыбнуться, то в постели ее просто трясло от ненависти к себе. Юрка был умелым любовником, и мог распалить своими ласками так, что тело начинало отзываться на его малейшее прикосновение, не взирая на то, что творилось в ее голове. Потом она уходила в душ, рыдала, смывала с себя его поцелуи. И снова себя ненавидела.
Имела ли она право на счастье? На любовь другого мужчины, на эти жаркие ночи? Ведь она была предназначена совсем другому. Глеб погиб, неизвестно где находится его израненное тело. А она здесь довольствуется жизнью…
Ей бы поговорить с кем, но близких подруг у Киры не было. С теми, с кем дружила в школе, давно не виделась.
С Шуркой поговорить? Но она скажет, что Кира сама не ведает своего счастья. Для Шуры счастье меряется количеством денег, а не чувствами. Если так судить, то Кира должна быть просто на седьмом небе от этого обеспеченного сытого счастья.
Шурка, конечно, высказала свое мнение, но другое. Кира с мужем, после двухнедельного отдыха на море, вернулась в город загоревшая и отдохнувшая как раз перед Новым годом. Попросила Юру свозить ее на квартиру, чтобы забрать кое-какие личные вещи. Что-то осталось после ее поспешного отъезда, да и причина появилась, чтобы встретиться с Шурочкой, отдать гостинец, привезенный из-за границы.
Только подруга встретила ее не с распростертыми объятиями.
Еще у порога она, распахнув дверь, выдала даже не поздоровавшись:
— Ты? Зачем пришла?
— Привет, Шур! Я ненадолго. Гостинец вот тебе и блокнот свой хочу забрать, фоторамку…
— Заходи, бери и проваливай, — огрызнулась взъерошенная и недовольная Шурка.
Кира опешила. Может, у нее ухажер в гостях? Так бы сразу и сказала, что не может. Зайдя в квартиру, Кира не стала раздеваться, только сняла обувь.
Кожаные итальянские сапоги Шурка оценила свистом. Чтобы рассмотреть шубку, схватила Киру за рукав, потащила в зал и там, обойдя вокруг гостьи пару раз, восхищенно произнесла:
— Это сколько ж в тебе жадности, Кирка!
Ни на что ведь не посмотрела. Ни в трауре, как положено не была, ни память о парне своем не сохранила! За шмотки, значит, продалась! За золото!
Как ты могла! Видеть тебя не хочу, предательница! — кричала уже взбешенная Шурка в лицо. — Ты же клялась! Что будешь любить! Что жить без него не станешь!
Кира сквозь слезы смотрела на обезумевшую подругу, и каждое слово ржавым гвоздем вколачивалось в ее сердце. Так и стояла, слушала обвинения, пока Шурка не толкнула ее к выходу и не плюнула вслед.
В слезах Кира выскочила из квартиры, уже на лестнице ей вдогонку в спину прилетел блокнот, и фоторамка рассыпалась у ног на мелкие кусочки.
Она бросилась к машине, села в салон и уже на плече у Юрки горько разрыдалась!
— Я убью эту дрянь! — выдал молодой супруг, прижимая к себе любимую.
Кира покачала головой, прохрипела:
— Не надо, Юра. Я сама виновата, только я. Поехали домой…
С Шуркой Кира больше не искала встреч. Перечеркнуть прошлое и начать жить заново пришлось. Прошлого вдруг не стало. Даже Вера Николаевна не захотела ее видеть и уж тем более разговаривать. Сиделка или домработница, открывшая дверь, не пустила Киру даже на порог.
Будущее же ластилось породистым котом, обещало сытую жизнь и, в идеале, со временем затянувшиеся раны.
И вот теперь, когда каждый день Кира проходила мимо бухгалтерии реабилитационного центра и случайно слышала Шуркин смех или громкий колоритный говор бывшей подружки, она внутренне содрогалась. Не хотелось больше слышать оскорбления, не хотелось вспоминать о том, как было больно от Шуркиных слов.
Работа
