Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы двое очень близки?
Парень просто кивает. По его нежеланию озвучивать ответ можно легко догадаться, насколько тяжела для него будет смерть дедушки. Мне становится заранее жаль Адамса.
– Тебе нужно как можно больше записывать.
– Что ты имеешь в виду? – бросает на меня косой взгляд Миллер.
– Записывай все, что хочешь запомнить. Ты удивишься, насколько быстро начинают исчезать воспоминания.
– Хорошо, – благодарно улыбается он. – Обещаю так и сделать. Именно поэтому я постоянно его снимаю на камеру.
Я ответно улыбаюсь и поворачиваюсь к окну. Больше мы ничего не говорим, пока вновь не оказываемся на парковке «Старбакса» пятнадцать минут спустя.
Я потягиваюсь и распрямляю спину, а затем отстегиваю ремень безопасности.
– Спасибо. Мне очень нужна была эта поездка.
– Мне тоже, – соглашается Миллер, опираясь на водительскую дверь и наблюдая, как я беру сумку и открываю машину со своей стороны.
– У тебя отличный музыкальный вкус.
– Знаю, – отвечает он с легкой ухмылкой на губах.
– Увидимся завтра в школе?
– До скорого.
Заметно, что он не хочет меня отпускать, но и останавливать не торопится, поэтому я все же выбираюсь из пикапа. Я захлопываю дверцу и поворачиваюсь к своей машине. Пока я ищу ключи в сумочке, слышу, как Миллер возится в кабине, но стоит мне поднять голову – и он уже совсем рядом. Стоит, облокачиваясь на мой автомобиль. Он смотрит на меня так пристально, что я чувствую, как его взгляд проникает глубоко в душу.
– Нам стоит чаще проводить время вместе. Ты завтра занята?
Я прекращаю поиски и перевожу на него глаза. Завтрашний вечер звучит отлично, но сегодняшний – даже лучше, потому что остается еще час до возвращения домой.
– Я и сейчас свободна.
– Куда бы тебе хотелось пойти?
Я бросаю взгляд на двери «Старбакса», чувствуя желание снова выпить кофе.
– Я бы не отказалась еще от одного стакана макиато.
* * *
Все небольшие столики уже заняты, поэтому нам остаются на выбор лишь шестиместные либо угловой вариант с одним диванчиком на двоих. Место для влюбленных парочек.
Миллер направляется именно к нему, и не скажу, что меня это сильно расстраивает. Мы удобно располагаемся на диване, откинувшись на подушки и устремив друг на друга взгляды. Я поджимаю под себя ноги, и мой спутник тоже меняет положение.
Наши колени соприкасаются.
К тому моменту, как я допиваю кофе, в заведении практически никого не остается, но мы ни на секунду не перестаем болтать и смеяться. Эти версии нас самих сильно отличаются от тех, что молча колесили по дорогам в пикапе, но от этого нам не становится менее комфортно.
Рядом с Миллером я чувствую себя непринужденно. Вне зависимости от того, что мы делаем: молчим, разговариваем или хохочем. Все выходит естественным, и это именно то, в чем я нуждалась, сама о том не ведая. Но, боже, как же мне было это нужно!
С момента аварии жизнь была полна острых углов, которые я обходила на цыпочках в полной темноте на протяжении целого месяца, стараясь не пораниться.
Несмотря на сильное любопытство, я так ни разу и не подняла тему расставания с Шелби. Я надеялась, что собеседник окажет ответную любезность и будет избегать обсуждения аварии и всего, что произошло позднее, но он все же спрашивает, как справляется с горем мать.
– Наверное, неплохо. – Я допиваю последний глоток кофе. – Хотя недавно я наткнулась на нее, когда она пыталась ни с того ни с сего снести дверь на кухне. Молотком! Огромная дыра красуется по центру створки уже две недели.
Миллер улыбается, но не весело, а скорее с сочувствием.
– А ты как? – интересуется он. – Планируешь что-нибудь разрушить?
– Не-а, – пожимаю я плечами. – У меня все хорошо. В смысле… прошел всего месяц. Я до сих пор реву в подушку по ночам. Но теперь мне не хочется только лежать в кровати. – Я встряхиваю пустой стаканчик. – Кофеин отлично помогает.
– Хочешь еще макиато?
Я отрицательно качаю головой и ставлю картонный стакан на столик. Затем принимаю более удобное положение на диванчике. Миллер следует моему примеру, и теперь мы сидим совсем близко.
– Можно попросить об одолжении? – спрашиваю я.
– Зависит, о каком именно.
– Когда станешь известным режиссером, позаботься, чтобы при съемках у актеров в кружках действительно содержалась какая-нибудь жидкость.
– Ты наступила на больную мозоль, – смеется парень. Очень громко. – Они же постоянно используют пустые! И когда посуду ставят на стол, по звуку сразу становится ясно, что внутри ничего нет.
– Я как-то раз смотрела кино, где герой очень активно жестикулировал со стаканом в руке, изображая ярость, не пролив при этом ни капли. После увиденного я уже не могла погрузиться в происходящее, и впечатление было окончательно испорчено.
– Обещаю. – Миллер с улыбкой сжимает мое колено. – Все стаканчики на моей съемочной площадке будут полными. – Его рука так и остается лежать у меня на ноге. Сложно притворяться, что я этого не замечаю, но я неплохая актриса. Хотя взгляд то и дело соскальзывает вниз. Мне слишком нравится наблюдать эту картину. А еще мне нравится чувствовать поглаживания его большого пальца.
Мне вообще хорошо рядом с Миллером Адамсом. Не уверена, но кажется, он ощущает то же самое. Мы оба не можем сдержать улыбок. И я точно покраснела минимум три раза во время нашей беседы.
Мы оба понимаем, что заинтересованы друг в друге, поэтому не особо стремимся скрывать это обстоятельство. Меня сдерживает только одно. Думает ли он до сих пор о Шелби?
– Итак, – произносит Миллер. – Ты уже выбрала, куда будешь поступать? Все еще планируешь учиться на факультете актерского мастерства?
Вопрос заставляет меня тяжело вздохнуть.
– Мне бы очень этого хотелось, но мама против. Папа тоже возражал.
– Но почему?
– У артистов не так много шансов на успех, поэтому родители настаивали, чтобы я освоила более практичную специальность.
– Я видел тебя на сцене. Ты рождена для этого.
– Правда? – Я слегка выпрямляюсь на сиденье. – Какую постановку ты смотрел? – Я участвую в школьном спектакле каждый год, но никогда не замечала в зале Миллера.
– Забыл название. Но точно помню твою потрясающую игру.
От смущения я покрываюсь румянцем уже в четвертый раз. Затем снова опираюсь на спинку диванчика и застенчиво улыбаюсь.
– А ты? Уже подал документы в Техасский университет? Или куда-нибудь?
– Нет, – качает головой собеседник. – Мы не можем себе позволить такое дорогое учебное заведение, кроме того, я должен быть здесь. Рядом с дедулей.