— Теперь уже не важно, — наконец сказала она, усилием воли заставляя себя говорить спокойным, твердым голосом — таким, каким обычно отвечала на выпады сварливой Карен. — Столько лет прошло. Я всю жизнь справлялась без тебя, справлюсь и теперь. Донорство — лишь сделка. И, когда со всем будет покончено, ты вернешься к своим делам, а я — к своим. Договорились?

На его лице отражались страдания.

— Как мне доказать тебе, насколько я жалею о произошедшем, Алексис? Просто скажи, и я сделаю все необходимое.

Она покачала головой. На языке вертелся безопасный ответ — ничего, совсем. Однако, когда она открыла рот, из него вырвался вопрос:

— Если ты узнал обо мне три года назад, почему тогда и не связался?

Внезапно дверь распахнулась, и в проходе появилась высокая фигура.

— Потому что тогда ему не нужна была почка.

Ноа не верил своим глазам. Какого хрена здесь делает этот мудак? Мужчина с невозмутимым спокойствием протянул ему руку.

— Эллиотт Вандерпул. А вы?

— Тот, кто вас отсюда вышвырнет!

Алексис кинулась ему навстречу и положила ладони на грудь, останавливая.

— Ноа, не надо.

Он опустил взгляд на ее лицо — глаза красные, опухшие, с темными кругами. Хотелось бы думать, что за ее волнения полностью ответственен человек, сидящий в кабинете, только Ноа не идиот. Он понимал, что и сам причастен, и вина прожигала дыру изнутри.

Эллиотт медленно встал.

— Это… Ты ее парень?

Алексис издала невнятный звук, отчего сердце болезненно заныло.

— Не ваше дело! — прорычал Ноа. — Держитесь от нее подальше!

Эллиотт перевел взгляд на Алексис.

— Он ошибается. Я здесь не ради почки, а потому, что я твой отец…

Ладони Ноа сжались в кулаки.

— Как вы смеете называть себя отцом, когда только вчера вышвырнули ее из своего дома?!

— И я приехал за это извиниться.

Да сегодня прям день извинений.

— Вам лучше уйти.

— Ноа, — вздохнула Алексис, надавив ему на грудь. — Подождешь снаружи?

Он поймал ее взгляд. Под неприкрытой болью скрывалось отчуждение, которое ужасало больше, чем ее побег вчера вечером. Даже больше, чем мучительные часы ожидания ее звонка или ответа на сообщения. И, стоя теперь прямо перед ним, положив руки ему на грудь, она казалась недостижимо далекой. Вчера ее прикосновения были обжигающими, сегодня — ледяными.

— Ничего, — проговорил Эллиотт. Возможно, он почувствовал напряжение между ними или же, как обычно, струсил. — Я уже ухожу. Я… сказал, что хотел.

Алексис повернулась к этой сволочи.

— Постой. — Она вновь взглянула на Ноа. — Пожалуйста, подожди снаружи.

Ее рука указала на выход — как некое предупреждение и в то же время наказание.

Ноа заставил себя выйти и закрыть за собой дверь. Сперва он замер, прислушиваясь, и тут же его затопило чувство вины — Алексис явно не хотела, чтобы он присутствовал при разговоре. Нужно хотя бы уважать ее желания. Ноа поплелся к барному стулу и сел.

Тут за спиной послышался стук двери в зал и торопливые шаги. Он обернулся к подошедшей Джессике.

— Что там происходит? — прошептала она.

— Хрен его знает, — пробурчал Ноа.

— Он реально ее отец?

— Похоже.

— Из-за него она плакала?

Ноа подпрыгнул.

— Она плакала?

— Свалила все на аллергию. Я попыталась ее разговорить, но бесполезно.

Дверь в кабинет распахнулась, Ноа тут же вскочил, а Джессика ахнула и убежала обратно в зал. Сперва вышла Алексис. Бросив на него быстрый взгляд, она обернулась к следующему за ней Эллиотту.

— Я свяжусь с тобой, как только все узнаю.

— Что узнаешь? — спросил Ноа.

— Подходящий ли я донор, — ответила она, смотря в пол.

У Ноа в мозгу словно лопнул сосуд.

— Ты серьезно?! Собираешься отдать ему почку?

Алексис прижала пальцы к вискам.

— Хватит, Ноа.

Шум в ушах заглушил ответ Эллиотта. Сквозь красную пелену он наблюдал за тем, как тот попрощался с Алексис, кивнул Ноа и побрел к выходу.

— Сейчас вернусь, — бросил Ноа.

Она сжала переносицу.

— Не надо…

Однако он уже кинулся вслед за Эллиоттом.

— Да как вам только хватает наглости!

Мужчина обернулся с пустым выражением лица, будто вполне ожидал такой реакции и даже подготовил ответ.

— Хочешь поговорить наедине?

— Нет. Хочу сказать лишь пару слов.

— Вижу, ты беспокоишься об Алексис. Возможно, тебе все равно, но я рад, что у нее сейчас есть такая поддержка.

— Верно, мне плевать на ваше одобрение.

— Понимаю. И ты вряд ли поверишь, но мне правда важно, чтобы с ней все было хорошо. — Ноа насмешливо фыркнул. — Хоть меня и не было рядом всю ее жизнь, я считаю ее своей дочерью. Уверен, твой отец сказал бы это тебе…

— Ага, будь он жив.

Эллиотт тяжело сглотнул.

— Жаль это слышать.

— С чего бы? Вы разбогатели на его смерти.

Тот побледнел и медленно покачал головой.

— Боюсь, я тебя не понимаю.

— Вы работаете на правительство. Мой отец погиб в Ираке, когда его «Хаммер» с бракованным оборудованием наехал на мину.

— Мне жаль, правда. Произошедшее с твоим отцом ужасно. Как и происходящее с Алексис.

— Тогда докажите, что ваше сожаление искреннее: держитесь от нее подальше.

Дверь в кухню открылась.

— Ноа, — тихо произнесла Алексис за спиной, тон голоса превратил его имя в предостережение.

— Я закончил, — сказал тот, отступая.

Эллиотт бросил на Алексис последний взгляд и развернулся. Колокольчик над входом меланхолично отметил его бегство. Затем раздался зловещий стук закрывшейся двери кухни. Ноа кинулся за Алексис, она ждала его у стола.

— Ты как? — спросил он и потянулся к ней.

Только вчера она с готовностью падала в его объятия, а сейчас, наоборот, отпрянула и сложила руки на груди наподобие щита. По спине пробежал холодок.

— Лекса…

— Прости, что вчера не перезвонила. — Она провела дрожащими ладонями по утомленному лицу — у него возникло желание поцеловать каждую взволнованную черточку. Затем глубоко вдохнула и выпалила: — Мне нужно время, чтобы подобрать слова.