Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаю.
Алексис повернулась и заглянула в окно. Джессика подглядывала, даже не скрываясь. Удивительно еще, что не достала попкорн. В кафе уединиться не получится, тем не менее Алексис чувствовала себя чересчур измотанной, чтобы даже думать о том, куда бы пойти, а на улице холодно.
— Можно поговорить в моем кабинете.
На его лице проступило явное облегчение.
— Спасибо!
Вновь зазвенели колокольчики над входом. Он потянулся и придержал дверь, пропуская ее, — многие мужчины старшего поколения так делают из учтивости, тем не менее Алексис передернуло. Она ворвалась внутрь, от стен отдавались ее громкие, частые шаги, и его — мягкие, покорные. Не глядя на Джессику, она миновала зал и прошла к своему кабинету.
Едва Эллиотт расположился напротив нее, Алексис пожалела о решении его сюда пригласить. Уж лучше посторонние глаза и уши в зале, чем давящая атмосфера крошечного кабинета наедине с мужчиной, который только вчера разговаривал с ней как с уличной попрошайкой.
Он потер ладони о джинсы.
— Очень милое кафе у тебя.
— Спасибо, — сказала она таким тоном, будто посылала его далеко и надолго. В который раз Алексис пожалела, что не обладает и толикой горячего темперамента своей подруги Лив.
— Вы работаете уже год?
— Почти два.
— Эти коты… — Эллиотт замолчал, и она вскинула бровь. — Вы подбираете их с улицы и раздаете?
— Люблю подыскивать семьи для брошенок.
Он грустно улыбнулся, словно признавая справедливость ее скрытого выпада. Увы, вопреки ожиданиям, это не принесло ей ни малейшего удовлетворения. Чрезмерное сострадание — ее личный тяжкий крест.
— Послушай, — сжалилась она, ибо на него уже было смотреть больно. — Давай обойдемся без светских бесед, ладно? Полагаю, ты приехал, поскольку вчера в какой-то момент осознал, что упустил идеальную, здоровенькую почку. Вот на этом и сосредоточимся.
Казалось, замечание вывело его из ступора.
— Я здесь не поэтому.
— Думаешь, я поверю, будто ты встал ни свет ни заря и провел два часа в дороге, только чтобы познакомиться со мной? Да ты умом не блещешь.
— Я провел два часа в дороге, чтобы извиниться.
— Ага, в это тоже верится с трудом.
— Во всяком случае, спасибо, что согласилась меня выслушать.
— Просто не хочется быть ответственной и за твою смерть, мне и так достаточно грехов на душе.
— Если ты о той ситуации с Ройсом Престоном, то ты ни в чем не виновата.
Алексис громко фыркнула.
— Ну спасибо, папа.
Раздался стук, и в дверь просунулась голова Джессики.
— Э-э, простите, я принесла воды. — Ее взгляд, пропитанный любопытством, упал на Эллиотта. — Может, хотите что-то еще?
Алексис с удовольствием бы выпила привычную чашечку чая с молоком и пряностями, однако желудок и так переваривал самого себя от подавляемой ярости и обиды.
— Воды достаточно, спасибо.
Джессика поставила на стол две бутылки, вновь глянула на гостя и наконец ретировалась. Эллиотт открутил крышку и припал к горлышку с такой жадностью, будто не отказался бы от чего-то покрепче.
— Знаешь, твоя работа в кафе… помощь жертвам насилия, это действительно великодушно.
Алексис скрестила руки на груди.
— Вчера в центре по пересадке мне выдали кучу информации. Я еще не успела со всем ознакомиться, но уже скоро мы узнаем, подхожу ли я.
Он выставил ладони, останавливая ее.
— Прошу… Мне правда сейчас все равно.
— Ну, ни о чем другом я с тобой разговаривать не хочу. — Она поднялась. — Так что зря ты проделал этот долгий путь. Мне показать тебе выход или…
— Погоди. Ты должна знать, что произошло тогда между мной и твоей мамой.
Последнее слово задело ее за живое.
— Собираешься поведать слезливую сказочку о том, как много она для тебя значила и ты никогда о ней не забывал?..
— Так и есть.
Алексис закатила глаза. Тем не менее не сдвинулась с места, молча умоляя его продолжить. Отчаянно желая, чтобы его слова оказались правдой. Жаждая знать, что мама не была просто «той женщиной», поскольку кто в таком случае она?
Вероятно, Эллиотт почувствовал ее колебания и подался вперед.
— Она вовсе не была для меня летней интрижкой.
— В самом деле? А вот мне кажется, ты просто хотел немного погулять перед браком.
— Верно. Когда я ее встретил… — Он поморщился, словно ему было стыдно признаваться. И не зря. Алексис больше всего на свете желала, чтобы он сейчас заткнулся.
— Когда мы с твоей мамой познакомились, — вновь начал он, — у меня был странный период в жизни. Мы с Лорен тогда встречались уже четыре года, но она порвала со мной до начала моей летней практики в Сан-Франциско. Она хотела свадьбы, а я еще не был готов.
Алексис почти посочувствовала Лорен. Но только почти.
— Твоя мама… — Он вздохнул и улыбнулся с налетом ностальгии — Алексис бы умилилась, не будь эта история очевидной ложью. — Я влюбился в нее по уши.
— Ох, брось.
— Нет, правда. Она была жизнерадостной и веселой…
— Ага, ясно. Пай-мальчику она казалась свободной, счастливой феей из сказки, у тебя внезапно вспыхнули к ней чувства, которые заставили пересмотреть все взгляды на жизнь.
— Да, — выдохнул он без тени иронии.
— Тогда почему же ты ее бросил? — Алексис не успела себя остановить. Она не хотела, чтобы он думал, будто ей не все равно — будто его уход хоть что-то для нее значил.
— Осенью мне пришлось вернуться в Пасадену.
— Зачем она тебе звонила? Рассказать о беременности?
— Нет, клянусь!
— Тогда зачем?
— Она спросила, действительно ли у меня есть девушка. Я это подтвердил, и она сказала, что больше не хочет со мной видеться. — Он подался вперед, умоляюще заглядывая ей в глаза. — Алексис, прошу, поверь мне. Если бы я о тебе знал, я бы…
— Ты бы что? Женился на ней вместо Лорен? Или все равно женился бы на Лорен, но отправлял мне деньги и открытки на дни рождения?
— Не знаю… Не знаю, что бы я сделал. Но точно бы тебя не бросил.
Его слова произвели на Алексис большее впечатление, чем она могла себе представить. А значит, ранили сильнее, чем ожидала. И теперь ее течением уносило к опасному водопаду — такому, где стоит открыть рот, и из него начнут сыпаться слова, пока она сама не сорвется вниз. Только этот человек, сидящий перед ней, не заслуживал ее волнений. Не после вчерашнего. Алексис рискнула прощупать почву, сделать шаг — сперва встретившись с Вандерпулами, а затем открывшись Ноа, — и вот куда ее это привело.