Откинувшись на противоположный подлокотник и вновь издав мучительный стон, Ноа уронил руки на колени и начал размеренно дышать через нос, будто сдерживая рвотные позывы.

Остатки страсти бесследно растворились в воздухе. Он… он ее оттолкнул. Господи, что же она натворила? Алексис спешно подтянулась и убрала назад непослушные волосы.

Наконец Ноа взглянул на нее, на лице было выражение ужаса — такого, словно он проснулся после пьянки и увидел в кровати голую незнакомку. Только голой незнакомкой была Алексис. Голой и совершенно, абсолютно нежеланной.

Она суматошно вскочила с дивана, но, запутавшись в покрывале, весьма неэлегантно грохнулась на четвереньки.

— Не ушиблась? — Ноа подался вперед.

Алексис с трудом встала на ноги.

— Прости.

— Лекса…

— Прости, мне не следовало… — она отвернулась от него — от этого жуткого выражения на его лице — и устремилась к выходу, стараясь не сорваться на бег.

Ноа подскочил так резко, что опрокинул бутылку, которая начала с бульканьем извергать содержимое на пол.

— Лекса, постой!

Казалось, ее сейчас стошнит. Она дернула ручку двери.

— Прости, мне так жаль! Я пойду.

Ноа сумел ухватить ее за локоть и потянул назад.

— Не уходи! Хотя бы не так. Лексис, прошу, послушай. Ты не…

Она выдернула руку из захвата и со всех ног кинулась к выходу, лишь бы не слышать окончание фразы: «Ты неправильно все поняла. Тебе не это нужно. Мне нужно не это».

Ноа бросился за ней следом — через кухню, коридор, сбежал с крыльца, при этом не переставая умолять ее остановиться.

— Мне надо идти. Прости, Ноа. Зря я начала…

Алексис забралась в машину и завела мотор, не глядя на него. Мгновение спустя она уже отъезжала от дома, он остался стоять на дорожке, вцепившись в волосы и беспомощно наблюдая за ее бегством.

Всего через пару кварталов зазвонил телефон, лежащий на пассажирском сиденье. Замолчал он только в два ночи.

— Ого, ну и вид у тебя. Все нормально?

На следующее утро Алексис пришла в кафе на полчаса позже. Избегая взгляда Джессики, она выпустила Пирожка из переноски и повесила пальто.

— Нормально.

— Выглядишь так, будто всю ночь плакала.

— Просто аллергия, — соврала Алексис.

Разумеется, она проплакала всю ночь. Скорее даже рыдала взахлеб, уткнувшись в подушку, а порой и в кота. Вероятно, несправедливо по отношению к Ноа игнорировать его звонки и сообщения, только справедливость не смоет пятно позора, которое отпечаталось на воспоминании о прошлой ночи. Да и какая разница, что он скажет? Алексис преподнесла ему себя на блюдечке, а он взял и отказался. Точно как она и боялась. Нет, в ближайшее время она не хотела с ним разговаривать. Даже видеть не хотела. Что бы он ни сказал, правда проступит наружу, как прошлым вечером, когда он от нее отпрянул.

Его лицо выражало неприкрытый ужас — иного объяснения нет.

Возможно, именно это и ранило больше всего — он смотрел на нее так, будто она внезапно стала для него чужой.

Джессика нерешительно мялась рядом с Алексис, которая надевала фартук.

— Точно все?..

— Нормально. Давай работать.

Подруга вздрогнула, словно на нее накричали.

— Прости, — поспешила исправиться Алексис, положив руку ей на плечо. — Честно говоря, не все нормально, но я не хочу обсуждать это сейчас, понимаешь?

Джессика кивнула, расслабляясь.

— Когда будешь готова, я с радостью выслушаю.

— Спасибо.

Задержав на ней взгляд, она наконец покинула кухню. Алексис пожалела, что не захватила из дома кепку, которая могла хоть немного прикрыть красные опухшие глаза.

Она попыталась отвлечься на привычные хлопоты, однако, едва вошла в рабочий ритм, вернулась Джессика и сообщила, что к ней кто-то пришел. Алексис замерла.

— Ноа? — В голосе прозвучали одновременно надежда и ужас, отчего подруга округлила глаза.

— Нет. Какой-то старик.

«Старик» вполне мог оказаться мужчиной лет тридцати — у Джессики были свои критерии «старости».

— Я сказала, ты придешь к десяти, — продолжала та. — Он решил подождать.

Алексис вышла из кухни и взглянула через окно на уличные столики, куда указывала Джессика. Дыхание перехватило. Эллиотт.

Он сидел на скамье перед кафе, опершись ладонями в колени, его взгляд был направлен на декоративный фонтанчик в центре площадки. Лучи рассветного солнца отражались от золотого обручального кольца на левой руке и подсвечивали седые волосы.

— Прости, — вздохнула Джессика, — я подумала, ты сейчас не в настроении для встреч, и попыталась от него избавиться, но он оказался упертым.

— Ничего, я с ним поговорю.

— Это же не очередной журналюга? — Джессика обеспокоенно прикусила губу.

— Нет. Это мой отец.

— Чего?!

Однако Алексис уже шла к выходу, ее шаги эхом отражались от стен пустого зала. Глубоко вздохнув, она отворила дверь. Перезвон колокольчиков привлек внимание незваного гостя. Эллиотт открыл рот, будто намереваясь что-то сказать, но не сумел ничего из себя выдавить.

Она встала напротив него.

— Здравствуй, папа.

— Я… — начал он и закашлялся, прочищая горло.

Не удержавшись, Алексис изогнула бровь и усмехнулась.

— Алексис. Уже забыл?

Он шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы.

— Прости. Просто… ты так похожа на свою маму, и я… я растерялся.

— Ого, а мне помнится, при последней встрече ты совсем не растерялся, прежде чем меня прогнать.

— Прости. Я был в шоке. Кэнди нас даже не предупредила, я…

Алексис пренебрежительно отмахнулась от его нелепых оправданий.

— Зачем явился?

— Поговорить.

— Мне с трудом верится, что после вчерашнего между нами осталось недосказанное.

— Осталось. Еще как. — Он поднялся. Медленно, с трудом. — Мы можем… можем где-нибудь посидеть?

— Я сейчас занята, кафе само себя не откроет.

— Прошу, Алексис!

Его умоляющий тон слишком напоминал голос Ноа вчера, когда он гнался за ней до машины. Те мольбы что-то надломили внутри. А просьба Эллиотта грозилась ее сломать.

— Я тебе ничего не должна! Ни своего времени, ни почки, ни сострадания. — Резкие слова оставляли на языке горький след.