Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как реагировали прохожие?
— Они смотрели на меня так, будто я пытаюсь похитить ребенка, мне пришлось всем объяснять, что я ее мама и девочка просто злится.
Эй-Джей вновь тихо рассмеялся, затем установилась мрачная тишина.
— Какую игрушку она хотела? — наконец спросил он.
— Не помню. Вероятно, какую-то диснеевскую куклу, которых обожала в том возрасте.
Он отвернулся. Внезапно его плечи опустились, лицо скрылось за ладонями, и… черт, он расплакался! По-настоящему разрыдался. Мисси откинула одеяло и соскользнула с кровати.
— Эй-Джей…
Он развернулся и заключил ее в крепкие объятия, уткнувшись носом ей в шею.
— Прости, Мисси. Мне жаль, что тебе приходилось делать такой выбор. Жаль, что моя собственная дочь осталась без гребаной игрушки из супермаркета, потому что у мамы не было денег, хотя отец зарабатывал миллионы черт-те где.
Она обнимала его, пока он рыдал. Наконец выдохшись, он оперся спиной о стену и скатился на пол, выпрямив одну ногу.
— Ты права, — тихо сказал он.
— В чем?
— Ты бы не смогла на меня повлиять.
Мисси сжалилась над ним и села рядом.
— Спасибо, что признал.
Эй-Джей повернул голову и взглянул на нее.
— Я был в ужасе от перспективы стать отцом. От того, как это повлияло бы на мою жизнь и на ее тоже. Все что я умею, все чем живу, — это футбол. Ей было лучше без меня, мы оба это понимаем.
— Это ты пытаешься себя оправдать или извиниться?
— Я выражаю раскаяние. — Эй-Джей поднял руку и убрал локон с ее лица. — Но я жалею не только о Таре. Я и другое упустил.
От его тяжелого, пристального взгляда у нее вспыхнули щеки.
— Я упустил жизнь с тобой. Упустил возможность наблюдать за тобой в роли матери. Наблюдать за тем, как ты взрослеешь и становишься женщиной. Думаю, мне бы понравилось быть частью и твоей жизни.
Сердце дрогнуло. Он сам не понимал, что говорит. В нем взыграло раскаяние и виски.
— Ты продолжаешь все романтизировать. Ты меня не любил. Мы бы не поженились, а даже если бы и поженились, наш брак вряд ли был бы счастливым. Ты и сам понимаешь.
— Но сейчас не так.
Она расхохоталась, запрокинув голову. Боже, как же он напился!
— Можно ведь попробовать, Мисси?
— Нет.
— Почему нет?
Она повернулась и взглянула на него.
— Потому что на самом деле ты этого не хочешь.
— Неправда. Я хочу завоевать тебя так, как следовало завоевать еще тогда. Хочу купить тебе дом мечты и оплатить обучение Тары, хочу показать тебе мир, задарить драгоценностями и…
Ее затопило глухое разочарование.
— Думаешь, я этого хочу или в чем-то из этого нуждаюсь? Или Тара? — Она покачала головой и продолжила, не дожидаясь ответа: — Нам не нужны твои деньги. Нам нужно, чтобы ты был рядом — более ценного подарка не существует. И именно этого ты никогда не мог нам дать.
Алексис не считала себя трусихой.
Наивной — возможно. Бестолковой — определенно. Однако каждый ее поступок, каждая даже самая ужасная ошибка имела под собой основание. Основание не всегда верное. Иногда совсем неверное. Порой у нее просто не было выбора. Но ни разу в жизни она не делала ничего из страха.
До того понедельника, когда попросила у Ноа время и ушла. В тот момент решение казалось правильным. Однако позже сомнение и раскаяние, за которыми последовала карательная доза тоски, позволили разглядеть, что подоплекой ее действий была трусость. Сгорая от стыда из-за его реакции на поцелуй, Алексис трусливо сбежала и заползла в нору. Всю неделю она старалась избегать друзей, отмахиваясь от любых попыток ее разговорить, и с головой окунулась в работу.
Даже когда позвонили из центра пересадки и уведомили о положительном результате анализа крови, она попросила сотрудников самим сообщить новость Вандерпулам.
Посему в четверг вечером ее нисколько не удивил настойчивый стук в дверь и стоящие на пороге подруги: Лив, ее сестра Тея, Джессика и Соня. В руках они держали бутылки вина и ведерки мороженого, на лицах — упрямое выражение, которое не оставляло Алексис иного выбора, как впустить непрошеных гостей.
— Садись, — велела Лив, подтолкнув ее к дивану в зале. — Мы обо всем позаботимся. А потом расскажешь, какого хрена с тобой происходит.
— Ты о чем? — изобразила непонимание Алексис.
Соня с Джессикой плюхнулись по краям дивана и усадили ее посередине.
— Не включай дурочку, — строго укорила последняя. — Ты всю неделю сама не своя, а Ноа не появлялся в кафе с понедельника.
— Мы оба ужасно заняты.
— Поэтому он ходит с видом побитого щенка? — Тея вернулась из кухни с мороженым и ложками. Запихав ведерко шоколадно-вишневого в руки Алексис, она уселась на пол. За ней последовала Лив с вином и бокалами.
— Вы, что ли, поссорились? — спросила Джессика, принимая бокал вина.
— Нет. — Алексис вонзила ложку в мороженое.
— Это как-то связано с тем, что он кричал на Эллиотта?
— И да, и нет. Даже не знаю, с чего начать. — Алексис передала мороженое Соне, которая незамедлительно принялась его уплетать.
— Твою ж!.. — вдруг ахнула Лив. — Между вами что-то произошло!
У Алексис запылали щеки. Не успела она ответить, подруга выпалила новое предположение:
— Вы переспали?!
— Боже, нет! — Она выпрямилась, однако либо выражение лица, либо голос ее выдали.
— Тогда что?
Алексис раздраженно вскинула руки.
— Черт! Да поцеловались мы, довольны?!
Подруги ахнули так громко, что у Алексис зазвенело в ушах.
— Божечки, — простонала она, откидываясь на спинку дивана.
Лив потянула ее за руки, возвращая на место.
— Выкладывай подробности.
— Подробности? — огрызнулась Алексис. — Ладно! Я его поцеловала, он меня остановил, поэтому я попросила время подумать, мы не общаемся всю неделю, и я в ужасе перед встречей с ним на выходных. Вот, теперь вы в курсе.
На лице Лив проступило недоумение.
— Погоди. Он прервал поцелуй? Как-то странно.
— Ничего странного. Я ошиблась насчет его желаний и разрушила нашу дружбу.
Подруга резко выпрямилась и отчаянно замахала руками.
— Нет же, ты не понимаешь! Он… — она оборвала себя и состроила кислую гримасу.
— Он что?
