Люди в коридоре, ожидающие своей участи, при таких выкриках резко вздрагивали. Вообще, народ плохо переносит медицинский сленг, и я не раз говорила себе: надо следить за тем, что вылетает изо рта. Однако в экстремальные минуты слушать наше общение на смеси мата и медицинских терминов было невозможно. Хуже всего приходилось молодым операционным сестрам после медучилища. Приходя ассистировать после многомесячной зубрежки названий операционных инструментов, они с ужасом понимали, что не существует на свете скальпелей брюшистых средних и малых, зондов пуговчатых, двусторонних и желобоватых, зажимов «москит» прямых и изогнутых, а есть на самом деле «хренюлины», «канюлины», «штучки», «штукенции», а также «вон то» и «вон это», и горе тебе, если ты по своей беспредельной тупости подала в руки хирурга что-то не то.

Однако себя не обманешь, и если имелась свободная секунда или даже удавалось прикрыть один глаз на пять-десять минут, как тут же образ черта, жгучие глаза и сутулая спина всплывали сами собой, а в голове проносились такие картины, от которых в животе становилось тепло и сердце билось чаще. В этом смысле я была в общем стаде и ненавидела себя за это.

Я жива? Неужели я жива?

Субботнее дежурство медленно перетекло в понедельник на отделении. Воскресенье теперь я старалась проводить при любой возможности вне дома, дабы не сталкиваться нос к носу с Вовкой в алкогольном угаре. Выходной прошел бестолково, в компании Асрян: весь день мы тупо провалялись до шести вечера на Финском заливе. Вовка тоже был приглашен, однако сказал, что занят каким-то срочным контрактом. С бессмысленной радостью я и правда обнаружила на столе в гостиной пачку каких-то бумаг. Однако судьба-злодейка опять грязно надо мной пошутила: вернувшись с залива, Вовку я дома не обнаружила и, прождав до двенадцати часов, завалилась спать, так и не получив ответа на пять вызовов по сотовому. Утром меня снова встретила тишина, чему можно было только порадоваться. Апокалипсис пройдет стороной. Что бы ни случилось – все без меня. Не желая случайно оказаться свидетелем невменяемого пьяного прихода мужа домой, я выскочила из дома на полчаса раньше.

Около десяти часов утра уже становилось невыносимо жарко, больные во всех палатах открывали окна и двери. Не осталось ни одной свободной койки: инфаркты, инсульты, диабетические комы. Процент наполняемости был прямо пропорционален температуре воздуха. Питерские болота проверяли человека на стойкость и триста лет назад, и сейчас. До одиннадцати я отбывала повинность в хирургии, осматривая как консультант всех плановых операционных больных, и наконец в полдвенадцатого поплелась через территорию в свой терапевтический корпус.

Я шла, загруженная предчувствием вечерних разбирательств с Вовкой. Молодые девочки из медучилища драили окна, опасно вывешиваясь с подоконников. И тут я увидела, что в моей платной палате на третьем этаже окно тоже открыто.

Черт, в пятницу же не было платных никого.

Я машинально остановилась. Долетел тонкий аромат, и внутри все замерло. Неведомые руки колыхали слегка желтоватые больничные занавески. Руки Сирены, ведь все предначертано и все предрешено.

Полина Алексеевна.

Я взлетела по лестнице, сбивая с ног больных и медперсонал. Дверь в седьмую слегка приоткрыта, как и во всех палатах, так как без сквозняка можно было просто умереть. Она. Да, она лежала на кровати, бледная, но с тем же предательским сахарным румянцем, который был еще сильнее, чем в прошлый раз. Дремала. От скрипа двери она открыла глаза и тут же, увидев меня, заулыбалась так, как будто я просто пришла к ней в гости на чай.

Я присела на краешек кровати.

– Добрый день, Елена Андреевна! Я так рада вас видеть, просто не представляете. Вы знаете, эти изверги продержали меня почти сутки в неврологии, а там просто невыносимый запах мочи! Я не брюзга, вы же меня знаете, но нестерпимо пахнет. Прямо запах могилы. Я уговорила их перевести меня сюда к вам, потому что свято верю, что рядом с вами поправлюсь быстрее.

– Полина Алексеевна, я была уверена, что не увижу вас больше здесь. Как же так? Что случилось? Почему не позвонили?

– Не ругайте меня. Так не хотелось вас на выходные дергать. Прямо не знаю, как так все получилось, ведь я соблюдала буквально все предписания. Вообще, первые месяцы замечательно себя чувствовала. Мы с Ирочкой и внучкой провели две недели в санатории, так славно отдохнули! Вернулись, Ирочка приобрела мне видеодиск с гимнастикой. Знаете, как сейчас удобно: поставил, и никуда ходить не надо. И я приспособилась: Ирочка в институте, внучка спать в обед, а у меня гимнастика полчаса. В общем, все было замечательно, но эта жара… уже три недели неотступно! А мы в центре, за окном одни машины, просто невыносимо. Целый день как в бане. Целый день! И вот позавчера, в субботу, вдруг страшная головная боль… эта предательская сухость во рту снова… глаз открыть не могу… как все вокруг кружится. Давление двести на сто, левая рука онемела, страшно до невозможности. Ну вот, по «Скорой помощи» привезли в неврологию, но там оставаться я категорически отказалась. Тем более что рука прошла почти сразу, да и головокружение практически не беспокоит уже. Решила: или у вас, или вообще домой. Сашенька уже поставил дома кондиционер. Знаете, теперь модно. Так что будет легче пережить эту погодную аномалию.

– Ничего, все это дело поправимое. Честно сказать, безумно жаль, что вы опять тут. Я сейчас схожу за вашими документами и вернусь.

На посту в папке «Сорокина» я обнаружила вместе с историей Полины еще восемь новых. Выходные явно прошли урожайно. Заведующая выловила меня на обратном пути в палату.

– Лена, там Вербицкую опять привезли. Через неврологию. Вроде как нарушняк, но преходящий. Была в сознании. В неврологии, сама знаешь, не курорт, и она наотрез отказалась там оставаться. Тут и сахара, конечно, подскочили. Так что давай дерзай. Невролога еще раз сегодня вызови, МРТ, давление отрегулируй. Сынок сегодня уже заходил, собирается в виде спонсорской помощи кондиционеры поставить во всех палатах. Так что ты уж там… ну, поняла…

– Поняла, хорошо.

В душе я обрадовалась присутствию Вербицкой, так как будет теперь где прятаться от всех, не надо будет изображать усердный труд в ординаторской. Кто виноват, что работаю быстро. Нашему краснознаменному врачебному коллективу меньше обедать надо, по два часа. Собственно, на этот раз все казалось логичным: жара, давление. Может быть, где-то диету нарушила, и теперь стыдно признаться. А может быть, может быть, может быть… Но все-таки как-то быстро болезнь откусывала у нее кусочки времени, ведь инсульт хоть и преходящий, но инсульт.

Вот тоже, новый русский… Мог бы давно кондиционер дома поставить.

И самое интересное – это запах в палате. Одни и те же духи на каждой женщине живут совершенно по-разному, превращаясь в часть ее тела, бытия, мыслей и всего того, что скрывается от постороннего взгляда. «Шанель» с Полиной Алексеевной делалась воздушной, полной приятных воспоминаний, звуков ночной Невы и вида на ажурно подсвеченный вечерний Эрмитаж. Я специально задержалась в коридоре, чтобы повнимательнее посмотреть анализы без ее присутствия, и только потом вернулась в палату. Вербицкая уже успела соскочить с кровати и привести себя в порядок. Она сидела за столом в беспокойном ожидании.