— Та-а-ак, — довольно протянул смотрящий и принялся разминать сигарету. — Был твой братец бабской покрышкой. Альфонсом. Находил себе старую дуру при фишках, драл ее во все щели и за это имел… — Бахва многозначительно потер пальцы правой руки. — Хопин, падла, об этом пронюхал и кинул брательнику твоему такую парашу: «Сними Смирницкую, коли делать это умеешь. А дальше посмотрим». Може, и не так было все, а только подписался твой… как бишь его?

— Леонид.

— Лёньчик. И влип. Уж дале не знаю, как там после все было и почему эта дурка прикупила развалину рядом с твоей. Может, случайно, да только не бывает такого. Твой братец ее нахлобучил на это. Он далеко все спланировал. Ой, далеко! Ой, молодец! И ведь все у него срослось, у пидараса… Хотя нет… — Бахва на секунду задумался. — Не брательник. У него масла в мозгах не хватило бы. Хопин всю эту карту поклеил, руками твоего Леонида.

— Так меня сейчас топит этот… как его?.. Хопин, — вспомнил я.

— Верно меркуешь. А Хопин этот — слон до сих пор, хоть уже не в обкоме. После того как коммуняк разогнали, он силы не потерял, скорее набрал еще боле. Связи остались, и связи нехилые. И сумел он использовать их в полной мере. Бизнес свой он держит на чем? — Бахва поднял вверх указательный палец. — Мотели, гостиницы, децл туризма. Это все для показу. Хрусты свои он там отмывает. Но главное — крышует он несколько крупных фирм да с пацанами в долю входит кое в каких делах. И подобраться к нему не может никто. Все у него повязано, Коста. Слон — слон он и есть. А Смирницкая, видать, где-то его пододвинула, где-то дорогу пересекла. Вот результат.

— Почему же не нанял обычного киллера?

— А пес его знает. Что он творит, никто не разберет. Но по шаблону не действует никогда. Может, старый уже,

— Сколько ему? — проявил любопытство я.

— Да говорят, уж к семидесяти.

— Я-а-асненько. Уже впал в маразм, — поставил я заочный диагноз. — А как ты думаешь, Бахва? Не проще ли было списать Леонида после того, как он исполнил заказ? Зачем устраивать такой геморрой со мной?

— Я ж тебе повторяю. Никто этого Хопина не разберет. Творит, что захочет. Впрочем, что так, что этак, а у него отмаз конкретный имеется. Если вдруг в мусарне найдется кто смелый и начнет по серьезному копать это дело и твой Ленчик колоться начнет, все повернется так, будто спасает он своего брательника, Разина. Подставляется вместо него. А после получится, что вы оба очень быстро умрете. Вот почему я и не хочу, чтобы ты светил перед следаком этими фотками. И вообще закройся перед ним намертво, даже не дай понять, будто что-нибудь знаешь. А то как бы не было хуже. Ничего у тебя все равно не прокатит, через мусоров ссученных ты не пробьешься, а вот тебя поспешат мочкануть. Один раз тебя предупредили, когда в пресс-хату отправили. Но больше предупреждений не жди. Сдохнешь. У тебя сейчас выход один. Отправляйся на зону и жди, когда этот Хопин помрет — или сам, или закажут его.

— А если я сам закажу, — оживился я. — Поможешь?

— Можно, конечно, — улыбнулся мне, как неразумному малышу, Бахва. — Деньги есть?

Я вздохнул и сразу закрыл эту тему.

— Вот, все поведал тебе, что мне рассказали, — подвел итог смотрящий. — Если есть вопросы, то спрашивай. Если нужен совет, то постараюсь дать его тебе, Коста.

— Пока нет. Я хочу все обдумать, все разложить по палочкам. Надо на это время.

— «Полочкам», — передразнил меня Бахва. — Думай. Костоправ, думай. Но главное, еще раз прошу тебя, не вылезай на допросах. Молчи или посылай всех на хрен. И на суде тоже. Не вздумай и слова сказать, если хочешь пожить.

Я согласно кивнул — мол, все понял, все сделаю — и поднялся из-за стола.

— Спасибо, Бахва, тебе.

— Не мне спасибо, братан. Другие за тебя расстарались. Кто, не скажу. И не спрашивай. А иди-ка лучше поспи. Или в картишки покатай с Картиной. И подумай, коль хочешь. Время вроде пока еще есть у тебя на это…

Но он снова оказался не прав. Времени не осталось.

Уже на следующий день обо мне неожиданно вспомнили и вызвали к следаку.

* * *

Муха с Живицким дожидались меня в той же комнате для допросов, что и прошлый раз.

— Присаживайтесь, гражданин Разин, — одарил меня змеиной улыбочкой прокуроришка. — Как здоровье? Есть жалобы? Есть пожелания?

— Есть пожелание, — ответил я, устраиваясь на жестком стуле.

— Какое? — заметно оживился Муха.

— Чтобы ты пошел на фуй, — ослепительно улыбнулся я.

Следак приподнялся из-за стола. Я расслышал, как он зло скрипнул зубами, после чего прошипел:

— Я вижу, разговора опять не получится. Так вот, обещаю тебе: после суда пойдешь на самую поганую зону и сдохнешь там через полгода. А суд послезавтра. Уже послезавтра, ты понял? А то что-то больно долго ты засиделся в своем санатории. Живешь, как король. В законе себя почувствовал? — Следак повысил голос. — В авторитете?! Ничего-о-о, скоро в доходягу последнего превратишься! По помойкам научишься шарить! Я это тебе обещаю! — еще раз повторил Муха. — Та-а-ак… — Следак покопался у себя в портфеле, извлек оттуда ворох бумажек и перешел на официальный тон. — Гражданин Разин, распишитесь вот здесь, вот здесь и вот здесь. Постановление о передаче вашего дела в суд.

Я опять улыбнулся и отрицательно покачал головой. И не проронил ни единого слова. Сидел, жадно ел глазами мерзкую прыщавую рожицу и представлял, как буду давить этого червяка, если удастся уйти в бега и пробраться в Питер.

— Адвокат, — напыщенно продекламирован Муха, — прошу подтвердить, что подследственный от подписи отказался.

— Да какой он адвокат? — ухмыльнулся я и сделал вид, что собираюсь подняться со стула и броситься на Живицкого. Тот побледнел. Очки запотели. — Ублюдок продажный, я тебя заказал. Тебя уже пасут, пидараса. Так что жди.

Муха опять по своей любимой привычке глухо шлепнул ладошкой по столешнице — он, наверное, даже отбил ладошку — и заверещал:

— Молча-а-ать!!! — совсем, как карикатурные офицеры в совдеповских фильмах про царскую армию. — Опять захотел туда, где уже побывал?!!

Я понял, что он имеет в виду пресс-хату, и спокойно ответил:

— Попробуй отправь. Меня там уже точно не тронут, а тебе не жить после этого. Впрочем, все равно не жить.

Следак неожиданно успокоился и, покачав головой, усталым голосом произнес:

— Ну, идиот. И ничего ведь не понимает. — Он, видимо, нажал на невидимую кнопочку под столом, и в комнату ввалился охранник. — Увести, — коротко бросил ему Муха и, когда я уже подошел к двери, прокричал злорадно мне в спину: — Разин, до послезавтра. До встречи в суде.

«Да пошел ты, придурок», — про себя послал я следака подальше и, держа руки за спиной, пошел по коридору. В свою камеру № 426, ставшую мне родным домом. А дальше — на зону, где, как обещал мне следак, не живут дольше чем полгода.