Май говорил звенящим от напряжения голосом, а Еля отчетливо ощущала его боль, тоску, гнев и страх, что она оттолкнёт его.

А затем он таким измученным взглядом посмотрел в её глаза, отпустив себя, перестав контролировать чувства и эмоции, что ее сердце дрогнуло... замерло на секунду и забилось, словно ненормальное, нервно и взволнованно.

Глаза Мая стали блуждать по нежному овалу лица, напряжённо остановились  на  искусанных от волнения губах, медленно поднялись до прекрасных глаз, полных смятения.

— Еля, дай нам шанс, — Май ласково погладил шёлковую кожу щеки, пристально уставился в широко распахнутые глаза, которые были так близко. — Я прекрасно понимаю твои страхи и панику, но ты должна знать: я никогда не разменивался на флирт и ухаживания просто для интересного времяпрепровождения, я искал одну единственную... и вот нашёл... тебя. Больше я не позволю никому тебя обидеть. 

— Даже своему отцу? — горько прошептала девушка. — И дяде?

Еля почувствовала, как на миг Май словно окаменел, увидела, как вдруг опасно сузились глаза и плотно сжались губы.

— Ты обо всем догадалась, — с сожалением произнёс он. — Иногда я жалею, что ты такая умная. 

— Это было не очень сложно, — слегка пожала плечами Еления. — Я стала искать тех, кому это было больше всего выгодно и у кого есть необходимые возможности. Зато теперь я знаю врагов в лицо и отчётливо  понимаю, что они... очень опасны, — на последних словах её голос все же дрогнул.

— Опасны, но не для тебя, — жестко ответил Майстрим, — я не позволю, слышишь, приближаться им к тебе ближе, чем на милю.

— Это невозможно.

— Почему же? Я император, они обязаны выполнять мои требования.

— Майстрим, да, вот именно: ты — император, я — обычная пустышка, которая может умереть в любой момент. 

— Ты забыла главное условие, оговорённое Варниусом, — не рисковать жизнью, избегать опасных ситуаций... Два года ты должна лечиться. Варниус дал клятву на крови, что ты выздоровеешь. А если ты позволишь, то я буду заботиться о тебе. Всегда. И вместе мы все преодолеем.

— Майстрим! — поразилась Еля. — Ты же всё  понимаешь... и всё равно...

— Я просто люблю тебя, — немного печально улыбнулся он. — А сейчас прошу дать нам обоим шанс. Один единственный. Я буду завоевывать твоё доверие и любовь. Снова. Назови срок, по истечении которого я постараюсь исчезнуть из твоей жизни, если ты решишь, что не хочешь стать моей женой.

Словно заворожённая Еля увидела, как строгое напряжённое лицо Мая медленно склоняется к ней, и прикрыла глаза. 

— Я не могу сдаться без борьбы, — прошептал он совсем рядом. — Ты слишком глубоко проникла в меня, в каждую клеточку... в каждую пору... я сам не понял, как это произошло.

Еля почувствовала, как её лицо осторожно обхватили тёплые мужские ладони, легкое чужое дыхание на лице, а затем — нежный легкий поцелуй на одном  закрытом веке, на другом, на виске, цепочка невесомых поцелуев от виска к скуле, а потом тёплые губы осторожно накрыли её губы.

Майстрим целовал нежно, останавливаясь и словно спрашивая разрешения на дальнейшие действия. Не чувствуя сопротивления от оцепеневшей девушки, он ласково покрывал поцелуями любимое лицо и губы, снова полностью контролируя себя, осознавая, как хрупко то доверие, которое возникло между ними.

Теперь он тонко ловил изменения в настроении Ели, с напряжением отмечая, как испуг и насторожённость сменила растерянность, а потом он понял, что нужно перестать себя сдерживать и отпустить свои чувства, чтобы они окутали любимую в самый плотный и невероятный кокон из нежности, восхищения и любви, проникли в ожесточённое сердце и, если в нём осталась хоть капля прежней любви, заставили его биться быстрее и вспомнить... 

Вспомнить о нём.

Май почувствовал, как задрожало хрупкое тело, а Еля, с каждой секундой всё больше теряя решимость,  прошептала как-то безнадёжно:

— Отпусти.

— Ты боишся? — прошептал в губы, понимая, что сможет отпустить, только вырвав сердце из груди. — Отпустить? — если сейчас она ответит «да», то он тут же отпустит. 

Май невольно напрягся, но Еля почему-то промолчала, и он снова приник к нежным искусанным ею губам.

И не смог поверить, когда Еления сначала замерла, потом будто всхлипнула, а потом, вместо положительного  ответа, осторожно обвила его шею тонкими руками, прижалась к нему и зарылась пальцами в его короткие волосы, робко отвечая на поцелуй.

Майстрим Данери, будучи эмпатом, искусно ловя малейшую эмоцию любимой, балансировал на грани, впервые в жизни ему хотелось полностью отпустить себя, забыть обо всём и ни о чём не думать, обрушить на Елю страсть,  желание и нежность, накопившиеся за долгие годы тоски и отстранённого  восхищения. Но он себя сдерживал, понимая, как это опасно сейчас.

«Девочка моя, любимая, самая смелая, самая нежная... поверила...» — невероятное облегчение обрушилось на Майстрима так неожиданно, что на какое-то мгновение он все-таки совершенно перестал контролировать и себя, и то, что происходило вокруг.

Окружающий мир совершенно перестал для них существовать, казалось, что в целой вселенной были только они и их нежность, хрупкое девичье доверие, мужское обожание и облегчение, восхищение друг другом и надежда, что вдвоём они справятся со всем и всеми. 

Ни Еления, ни Майстрим не видели и не чувствовали пристальный светящийся жёлтый взгляд огромного чёрного волка, который притаился за стволами деревьев. 

Они не знали о том, что один из Хранителей мира лично отправился в Ровению, чтобы организовать похищение и доставку в Тюрьму Пустоши двух свободных невинных женщин, которые потребовались той, что несколько веков назад прозвали Пустошью. 

Не подозревали, что скоро Хранитель почувствует настоящую ярость и, на короткий миг, абсолютное бессилие, потому что одной из женщин окажется Еления Огдэн — не только принцесса фурий, но теперь и невеста молодого императора Ровении, который не мог на неё надышаться и берег каждый волосок на светлой головке избранницы, приставив к ней охрану из лучших магов империи.

Но Хранитель мира бессилие ощутит лишь на мгновение, а затем спокойно и расчётливо станет готовить сложный и трудновыполнимый план, согласно которому молодой император Ровении Майстрим Данери не должен будет искать пропавшую перед свадьбой невесту.

Хранитель размышлял так. В конце концов, на кону судьба мира Арде, и Хранители мира, в первую очередь, должны думать об этом, а не об исковерканной жизни двух простых женщин, которых необходимо принести в жертву иномирному чудовищу, чтобы сохранить жизни многих и многих тысяч других невинных. Об искалеченной душе одного молодого благородного императора Хранитель не вспомнил. 

Рон открыл глаза и тут же зажмурился, — яркий свет ослепил его, причинив практически физическую боль.