Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей бы подобное в голову никогда не пришло: устроить реальное шоу ради того, чтобы выставить себя в выгодном свете, спасителем, удачливым Дубровским, черт бы его взял.
А этот Виталий Шутихин – тоже занимательный персонаж, судя по всему, для психиатра представляет не меньший интерес, чем для терапевта. Или для генетиков, если подлость передается на генетическом уровне.
– Мне сумку порезал актер, которого нанял наш сосед, – выдержав паузу, поведала Августа.
Вероломство Матвея вызвало у Даньки здоровое сомнение.
– А зачем?
– Он так ухаживает за мной.
– Ну, ваще… А кто сказал?
– Его друг сказал. Журналист с телевидения.
– Это тот тип, который приходил домой и спрашивал тебя?
– А что, он приходил домой?
– Приходил один чувак, кажись, с телевидения. Только я дверь не открыл, сказал, что ты на работе. Да фигня все это. Матвею незачем придумывать какое-то ограбление, он и так тебе нравится, правда же?
– Нисколечко. – С видом оскорбленной невинности Августа отвернулась к окну.
– Не ври, Матвей классный. Еще он сказал, что научит меня водить машину.
– Что? – подпрыгнула Августа. – Только через мой труп!
– Мама бы никогда мне не запретила, – занял оборону Данька.
Ну вот, они ссорятся уже в общественном транспорте, опомнилась Августа. Опомнилась и устыдилась. Она же старше и умнее младшего брата. Или нет?
– Скажи, ты сможешь дружить с соседом, зная, что он нанял человека, чтобы тот совершил на меня нападение? – выложила Августа последний козырь.
Данька не желал расставаться с мыслью о вождении из-за порезанной подсадным вором задрипанной сумки, жалкого куска ненастоящей кожи.
– Надо спросить у Матвея, – подал простую и гениальную мысль младший брат.
– Как?
– Вот так просто взять и спросить: правда или неправда, что он актеров нанимал.
Августа фыркнула:
– Так он и признается.
– А ты проверь.
– Даже не подумаю, – отрезала Ава.
На самом деле она и сама не знала, чего хочет: чтобы все было по-прежнему и Матвей оставался сексуально озабоченным инфантильным мужчинкой или, наоборот, чтобы вся эта феерическая выдумка была затеяна ради нее и исполнена актерами, а сам Матвей из сексуально озабоченного мужчинки трансформировался в сексуально озабоченного инфантильного враля с низкой самооценкой.
Сумку Мотя выбрал шикарную – сам бы носил: итальянскую, черную, замшевую сумку-торбу.
Теперь вся эта красота покоилась в шуршащей матовой обертке на дне коробки и навевала разные сумасбродные фантазии о соседке: интересно, она повиснет у него на шее или рухнет к его ногам?
Так и не выбрав ни один из вариантов, Мотя надел новую фуфайку – турецкую подделку под Дольче и Габбана – и позвонил в дерматиновую дверь.
Плотная тишина в квартире номер 21 ничем не нарушилась.
Мотя для верности еще раз позвонил, приложился ухом к дерматину, послушал и вернулся домой. И провел в низком старте весь вечер.
От непривычного волнения даже извлек из шкафа гитару и подтянул колки.
Наконец, когда он совсем уже решил, что день прожит зря, и собрался переодеться в домашние шорты, свершилось: лифт остановился на этаже, раздались шаги и голоса – Данькин и Августы.
Моте не терпелось увидеть обожание в серых с влажным морским блеском глазах, он волевым усилием заставил себя дождаться, пока брат с сестрой войдут в квартиру.
После этого выждал для приличия еще минут десять, взглянул на себя в зеркало, пятерней причесал шевелюру, подхватил коробку с подарком и отправился к соседям, чувствуя себя волхвом, несущим дары младенцу Иисусу.
– Что это? – остановила на пороге искренний порыв соседка. Волосы, схваченные в хвост на макушке, и отсутствие косметики делали ее моложе, короткий, легкий халатик открывал шикарные ножки – Мотя с трудом сглотнул и прохрипел:
– Сумка. Тебе в подарок вместо испорченной.
– Значит, все правда? – Скулы на лице Августы порозовели, холодное северное море в глазах угрожающе потемнело. Это была несколько не та реакция, на которую рассчитывал Мотя.
– Что – правда?
– Что ты все подстроил?
– Что подстроил?
– Нет, он еще спрашивает, – возмутилась до глубины души Августа.
– Да что я такое сделал? – жалобно, почти как Данька, проскулил Матвей.
– Ограбление ты подстроил?
Матвей так поразился этому нелепому предположению, что не сразу нашел что ответить.
– Чушь собачья, – наконец выдавил он, – ничего я не подстраивал. Откуда такие мысли?
– Птичка на хвосте принесла.
Упоминание о птичке едва не вызвало отек мозга. Плохо соображая, Мотя протянул Августе коробку:
– Вот, возьми.
Она оттолкнула от себя подарок и стала теснить гостя к порогу:
– Знаешь что, добрый самаритянин, я привыкла сама о себе заботиться, так что вали-ка ты отсюда со своими подношениями, обойдусь, – шторм в глазах Августы усилился, – и вообще, забудь дорогу сюда. Ни мне, ни Даньке твои подачки не нужны, заруби это себе на носу. А сумку подари своей козе с пирсингом.
Матвей уставился на Августу, пораженный догадкой:
– Ты что, ревнуешь?
Вместо ответа, Августа выхватила из рук Матвея подношение и попыталась им огреть соседа, но Матвей вовремя поймал коробку, превратившуюся в руках сбрендившей докторши в орудие:
– Надо же, совсем спятила от ревности.
Глаза Августы почернели от расширившихся зрачков.
– Сам ты псих. А все образ жизни – нездоровый. – Коробку Августа при этом тянула на себя, упаковочная бумага стала сползать, открывая белый картон.
Мотя снова попытался вырвать коробку из цепких пальцев докторши:
– А твой, значит, здоровый?
– Поздоровее твоего.
Моте почти удалось отвоевать трофей, но в последний момент, когда победа была уже на стороне сильного, Августа ухватилась за ленту, укрепив свои позиции.
– Наверное, у тебя от одиночества крыша поехала или от передоза, – с мстительным удовольствием заявил Мотя.
– Что-что? – грозно протянула Ава.
– Ты думаешь, я не знаю, что ты глушишь бромид? Таблетками, значит, решила секс заменить?
– Ах ты, гад! Ну-ка, вали отсюда! – Ава толкнула коробкой Матвея и прижала к двери.
Коробка сплющилась и ощерилась с боков. Матвей держал свою сторону мертвой хваткой.