мысленно восклицаю я.

– Что? – повторяю затем вслух.

– Ты же хочешь за меня замуж? – спрашивает Павлов таким тоном, как будто это давным-давно решённый вопрос, и мы много раз его обсуждали, а я вдруг начинаю сомневаться в совершенно неподходящий момент.

– Э-э… ну… я… наверное… – блею что-то неуверенное под цепким взглядом Александра. Он приподнимает одну бровь, и я выдыхаю: – Конечно.

– Значит, нам нужно кольцо, – тоном учителя, выведшего у доски теорему, говорит Павлов и снова поворачивается к девушке.

Продавщица начинает выкладывать ящички, пакетики, коробочки. Они с Александром активно обсуждают достоинства и недостатки того или иного кольца, караты, огранку, цены. А я отрешённо наблюдаю за ними. Мне даже совсем не хочется принимать участие в процессе выбора.

Что это такое было? «Ты же хочешь за меня замуж?» – тоном кривляки повторяет мой внутренний голос. Да кто так предложение делает?

Я ошеломлена, но почему-то не испытываю того счастливого трепета, который должна, судя по многим прочитанным мною любовным романам и просмотренным мелодрамам.

Хочется остановить съёмочную группу и хорошо поставленным голосом режиссёра заорать: «Стоп! Что вы делаете? Кто написал эту сцену? Уволить к чёртовой матери! Это ж никто смотреть не будет. А если и будет, то потом заплюёт весь экран».

Но я понимаю, что это не кино. И почему-то в жизни некоторые моменты выглядят вовсе не так красиво и романтично, как хотелось бы. Или как представляла себе в мечтах…

Но люблю ли я от этого Павлова меньше? Нет, конечно. Может, он как раз и не смотрел мелодрам, не читал любовных романов, поэтому не знает, как правильно делать предложение. Кто поймёт этих мужчин…

– Что ты думаешь? – вопрос вырывает меня из размышлений, и я смотрю на то, что показывает мне Саша.

Красивое кольцо, из белого золота с крупным желтовато-коричневым звёздчатым камнем в центре и меленькими прозрачными камушками по ободку.

– Оно, конечно, слегка простовато, зато сапфир подходит тебе под цвет глаз, – добавляет он.

И я таю. Улыбаюсь и киваю, счастливая. Надо же, «подходит под цвет глаз». А я только что обвиняла его в отсутствии романтики. Глупая.

Сашка надевает кольцо мне на палец и идёт расплачиваться. А я любуюсь камнем, в глубине которого переливаются крохотные искорки.

Это ж что, он и правда хочет на мне жениться?

– Ты, правда, хочешь на мне жениться? – спрашиваю его уже в машине, когда мы остаёмся одни.

– Конечно, – улыбается Павлов, – иначе не стал бы тебе предлагать. А что, что-то не так? Не нравится кольцо?

– Очень нравится, – отвечаю, пытаясь сформулировать то, что же меня так смущает, и при этом не обидеть мужчину, который только что купил мне помолвочное кольцо: – Просто слишком быстро всё. Неожиданно…

– А чего ждать? – удивляется Павлов. – Ты меня любишь, я тебя люблю. Через неделю я возвращаюсь в Германию. В качестве жены или хотя бы официальной невесты тебе будет проще оформить все документы.

– Какие документы? – до меня вдруг начинает доходить, что он уже всё распланировал, причём даже не поставив меня в известность.

– Слушай, не нервничай, мы всё решим, – я чувствую, что машина останавливается, Саша отстёгивает ремень безопасности и склоняется ко мне.

Он целует меня долгим, нежным, тягучим поцелуем. И мои мысли становятся такими же – тягучими, как сладкая патока. Когда он отстраняется, у меня дрожат кончики пальцев.

– Ты же любишь меня? – спрашивает Павлов чуть хрипловатым голосом.

– Люблю, – шёпотом отвечаю я.

– Значит, всё будет хорошо. Пойдём.

Я делаю вдох, затем ещё один и выхожу из машины. Мне бы посидеть где-нибудь в тишине и подумать о случившемся. Но Павлов уже берёт меня за руку и ведёт в какое-то офисное здание. Я не успеваю рассмотреть вывеску. Наверное, здесь расположен его офис. Может, Саше нужно что-то забрать или подписать какой-нибудь документ.

Это даже и хорошо, что мы сюда заехали. Пока Павлов будет заниматься своими делами, я тихонько посижу в уголке и смогу наконец подумать о том, как быстро меняется моя жизнь.

36

На входе нас обыскивают шкафоподобные охранники в чёрных костюмах. Я боюсь их прикосновений, но мужчины оказываются очень вежливыми, аккуратными и лишь слегка касаются одежды.

Саша говорит им: «Александр Павлов и Юлия Воронина к Владимиру Алексеевичу. Мне назначено».

Нас пропускают. Сашка сильнее сжимает мою руку.

– Не трясись, – произносит он в лифте, – я сам сперва поговорю с папой. Всё будет хорошо. Ладно?

Я киваю.

– Ты ж никуда не убежишь?

Я мотаю головой. Уже и не понимаю, чего он так серьёзен и сосредоточен. И почему так переживает за меня. Это ж не я с отцом иду разговаривать.

Да и странные какие-то у Павлова отношения с отцом. Из-за чего тут нервничать? Хотя, может, они поссорились. А Сашка мне предложение сделал. Теперь вот хочет с родителем познакомить.

Ой, мамочки… А если его папа меня не одобрит? Что тогда делать?

Дверцы лифта расходятся, и мы оказываемся в просторной светлой приёмной с большими кожаными креслами и огромным окном во всю стену, из которого открывается прекрасная панорама столицы.

С другой стороны приёмной находится дубовая дверь с золотистой табличкой «Гейзман Владимир Алексеевич», ниже, более мелким шрифтом – «генеральный директор…», а дальше следует какая-то аббревиатура. Я её не читаю, искоса кидаю взгляд на очень красивую, ухоженную секретаршу за большим угловым столом слева от двери.

Девушка вскидывает вопросительный взгляд на Сашу. Затем, похоже, узнаёт его и хмурится. Ничего себе у них тут нравы, даже секретарша осуждает Сашкину ссору с отцом.

Павлов сажает меня в одно из кресел, самое первое от лифта и целует мои заледеневшие пальцы.

– Посиди здесь пока, ладно? – вполголоса говорит он. И просит с нажимом: – Не ходи к нему, ладно? Я сам сначала с ним поговорю. Договорились?

Я киваю. Договорились. Зачем мне вообще идти к незнакомому человеку? Вот Саша сначала сам с ним разрешит свои вопросы, а потом и нас будет знакомить.

Павлов подходит к секретарше, и я слышу, как они спорят. Становится неловко. Я не хочу подслушивать, это семейные дела, отхожу к окну. Встаю вполоборота и замечаю, что секретарша заходит в дверь с табличкой. И Павлов следом за ней.

Пусть у него получится разговор с отцом. Прошу Вселенную. Я за Сашку переживаю.

Москва с такой высоты кажется очень далёкой и маленькой. Совсем не страшной. А человечки и машины на улице прямо как игрушечные.

– Тамара? – доносится до меня незнакомый голос.

Я оборачиваюсь. В приёмной появился ещё один человек. Совершенно лысый мужчина. На нём тёмно-серый