Моя детская в первый момент вызвала во мне тот же всплеск разочарования, что и наша квартира с Питером в Нью-Йорке. Ничего общего с тем, что я думала увидеть здесь! Где все эти постеры и плакаты, которыми подростки любят увешивать стены своих комнат? Где старые альбомы с записями прошлых лет? Ящики письменного стола, забитые письмами от подружек по летнему лагерю? Вместо всей этой подростковой дребедени на бюро выставлена коллекция моих теннисных трофеев. Высокая книжная полка до самого потолка забита растрепанными нотами музыкальных пьес для гитары, старыми учебниками по физике, биологии, французскому, справочниками по европейскому искусству. Рядом примостился белый стол с абсолютно чистой поверхностью, возле него – плетеное кресло-качалка, на котором валяются несколько подушечек в блеклых цветастых наволочках. Такому креслу место в каком-нибудь доме для престарелых, но никак не в детской. Даже самый опытный детектив, а я с некоторых пор именно такими детективными расследованиями по части собственного прошлого и занимаюсь, так вот, ни один детектив в мире при всем своем желании не смог бы обнаружить в этой комнате ни единой улики, относящейся к годам моего взросления. Каким я была подростком? Как я проводила время? Чем занималась? Что любила? Ни одной подсказки! Чистый холст без единого цветового пятна. Мне становится жаль маму. И себя тоже.

Присаживаюсь на кровать и делаю глубокий вдох, превозмогая боль в ребрах. Прошло уже семь недель после крушения самолета. Боли в теле практически исчезли. Лишь иногда, когда я вдруг резко потянусь или сделаю неловкое движение, пытаясь повернуться всем корпусом, боль возвращается и тут же напоминает мне, что я уже не такая, какой была раньше. Я стала более слабой, более хрупкой, что ли… Появился страх упасть, сломать что-то ненароком или просто ушибиться. Хотя, конечно, есть и более неприятные вещи, более страшные… Взять хотя бы фобии Андерсона, включая и его категорическое нежелание становиться покорным и послушным мальчиком, готовым подчиниться любой дрессуре.

Питер стучится в дверь.

– Я иду в бассейн. Хочешь, присоединяйся!

– С удовольствием! – отвечаю я. – Через пару минут буду готова.

Ложусь на кровать и укутываюсь пледом с рисунками в стиле иллюстраций книжек Холли Хобби. Конечно, неподходящая расцветка для взрослой женщины. Но я ведь выросла в этой комнате, значит, этот плед – тоже часть меня. Прислушиваюсь к домашнему шуму, долетающему снизу. Скрипят половицы пола, из кухни доносятся звуки работающего на полную мощь блендера. Наверняка мама уже колдует над семейным обедом. И что она уже там готовит, хотела бы я знать. Волна раздражения снова поднимается во мне. Смузи из шпината? Тофу из орехов? Через открытое окно мне слышно, как где-то вдалеке работает газонокосилка. Потом тяжелый всплеск воды, словно туда швырнули камень. Это Питер уже нырнул в бассейн. Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться. Интересно, какие звуки слышала я, когда засыпала в этой кровати? Воспоминаний – ноль! Тогда я начинаю что-то придумывать себе, рисовать в воображении. Предположим, мои родители – они же тогда еще были вместе – слушают музыку в гостиной. И папа поставил на проигрыватель пластинку с записями Дилана или The Smiths. А позже, когда Рори немного повзрослела, наверняка из-за закрытых дверей ее комнаты, расположенной напротив, гремел хип-хоп. А может, взрослые играли в крикет на лужайке? Что еще? Звуки соседских машин, подъезжающих к своим домам. Или внезапный телефонный звонок от мальчишки, по которому я уже давно сохну?

Да, все эти звуки, вполне возможно, и на самом деле были, а потому мои фантазии имеют право на жизнь. Но только они ничего не подтверждают и ничего не опровергают. Я осторожно встаю с постели, упираясь локтями, и направляюсь в сторону бассейна.

Джейми сидит на бордюре и болтает ногами в воде. Питер нежится на надувном матрасе. Они отыскали в комнате Рори допотопный бумбокс, такой переносной аудиоцентр, и теперь оживленно переговариваются друг с другом.

– Внимание! Внимание! – кричит Джейми. – Сейчас у нас уик-энд середины восьмидесятых. Звоните и заказывайте свой любимый хит из «горячей десятки». Лучшие песни последних десяти лет!

На дворе уже конец августа, но не чувствуется – странное дело! – никакой влажности. Воздух прозрачно чист и свеж, дышится легко, на душе почти радостно. Один из тех редких дней, когда хочется жить и дышать полной грудью. Я украдкой разглядываю двух переговорщиков: провинциальный журналист из деревенского штата Айова и мой раскаявшийся муж. Но вот Питер замечает меня и приветственно взмахивает рукой.

– Привет! – Джейми тоже вскакивает с бордюра. – Не садитесь пока! Хочу вам кое-что показать!

Он ведет меня в сторону гостевого домика, слегка придерживая за талию, чтобы я не оступилась. Немного фамильярно, но все равно приятно.

– Ну как устроились? Все в порядке? – интересуюсь я.

– Великолепно! Я так счастлив, что вы меня пригласили сюда! Трудно себе представить более подходящее место для начального этапа нашей работы.

Когда-то гостевой домик служил моему отцу в качестве студии. На это указывают пятна краски на стенах, которые моя мать так и не удосужилась уничтожить, а также роспись на потолке в виде жемчужно-серебристых волн. Как пояснила мама Джейми, этот сюжет отец состряпал в тот период, когда в очередной раз мучился от тяжелейших приступов бессонницы. Возле задней стены примостилась кровать поистине королевских размеров, настоящее ложе. Рядом некое подобие комода или шкафчика с выдвижными ящиками, на нем – старенький телевизор. Потертый ковер на полу, который по степени износа мог бы вполне посоревноваться с ковром в моей квартире. Однако свою функцию по сокрытию следов художественной деятельности отца уже непосредственно на полу он с грехом пополам выполняет. Потому что все остальное пространство пола заляпано краской или акрилом. И судя по всему, эти застаревшие пятна уже не отчистить ничем. Да и мама, которая старательно блюдет свой дом, поддерживая в нем идеальную чистоту и порядок, как видно, не очень торопится навести такой же порядок и здесь. Душа, видно, не лежит, это точно.

Запахи, витающие в гостевом домике, знакомы и даже до некоторой степени привычны. Пахнет красками, растворителями и прочей химией. Улавливаю слабый аромат кофе и даже какого-то чистящего средства с лимонной отдушкой. Присутствует и еще какой-то до боли знакомый запах. Но что это? Откуда мне знаком этот запах? Кто из близких мне людей мог так пахнуть? Джейми подходит к окну и распахивает его настежь. Я слышу, как Питер плещется на своем надувном матрасе и орет во все горло, подпевая солистам группы The Police, чью композицию транслируют сейчас по радио.

Чувствую, как подо мной закачался пол и все поплыло перед глазами. «Я буду наблюдать за каждой твоей фальшивой улыбкой, за каждым твоим капризом».

– С вами все в порядке? – испуганно спрашивает у меня Джейми.

– Этот странный запах здесь… И потом эта мелодия… Это сочетание…

Я глубоко вдыхаю, пытаясь собраться с мыслями. Да! Так оно и есть!

Все это вдруг напомнило мне отца.