чем чаще повторяется воображаемое действие, тем сильнее сексуальный стимул принуждает конвертировать его в поведенческий акт. Мастурбационные фантазии могут идти тем же путем, укрепляясь и повторяясь, то есть символическая (либо когнитивная или эмоциональная) активность воплощается в (мастурбаторную) деятельность.

У сексуальных преступников осуществляется идентичный процесс, но он не останавливается на символическом уровне. В определенный момент утрачивается поведенческий контроль, и человек конвертирует сексуальную фантазию в актуальный опыт. Его когнитивный и эмоциональный дефицит, слабое Эго и другие структурные нарушения вносят вклад в трудности удержания сексуальных фантазий и напряжений внутри него самого. Человек, как в случае Пола, ищет объект, на который может спроецировать свои сексуальные фантазии или с которым может разыграть их в реальности. Многим сексуальным преступникам свойственен дефицит здоровых, доверительных форм отношений. Поэтому они часто создают и(или) ищут псевдообъектные отношения, как в случае Мейсона, который в маленьких девочках видел взрослых женщин. Для Честена и Билла женщины были «плохими девочками, которым, несомненно, понравится мое предложение». Джон находился в бесконечном поиске безопасного, защищающего отца, который сможет освободить его от удушающих отношений с его матерью. Поскольку актуальное воплощение никогда полностью не совпадает с фантазируемой версией, всегда должен включаться механизм повторения. Повторение — это бесконечный поиск наивысшего переживания. Компульсивное повторяющееся поведение, повторное воображаемое исполнение желанных, стимулирующих событий соответствует попытке справиться с прежней изначальной травматичной ситуацией.

Причина навязчивого повторения проистекает из функции перверсного симптома. Перверсный симптом порождается для восстановления или подкрепления собственного Я, что достигается за счет оргазма и сексуальной активности, которая его сопровождает. Лишь так, весьма своеобразно, сексуальный преступник может почувствовать себя сильным и достичь ощущения контроля над своим сексуальным откликом и объектом, который этот отклик стимулировал. Только таким образом он может считать себя освободившимся от своей требовательной матери. И тогда воцаряется нарциссический безмятежный баланс. Именно поэтому перверсное поведение столь же обманчиво успешно и обладает подкрепляющим характером. Во время разыгрывания фантазии в преступлении человек более не чувствует внутренней пустоты, одиночества, подавленности, стыда и вины. Напротив, сексуальные переживания дают ему импульс и сопровождаются чувством триумфа. Тем не менее эта подпитка Эго всегда кратковременная, так как контакт в подобных «отношениях» имеет крайне ограниченный эффект. Преступное поведение не обеспечивает глубокого человеческого взаимодействия и связи (интернализации) с объектом. Во время психотерапевтического лечения один серийный насильник поведал мне, что ослеплял своих жертв не потому, что боялся узнавания, а потому, что не выдерживал прямого визуального контакта. Его Эго не обогащалось (не подпитывалось) перверсными актами, в связи с чем изнасилования требовалось повторять вновь и вновь. Сексуальные преступления похожи на суррогатную еду, не имеющую питательной ценности, но от которой трудно оторваться; голод в таком случае возвращается быстро.

Развитие переверсной (парафильной) симптоматики обусловлено множеством причин. В настоящем исследовании основное внимание уделяется симбиотическим отношениям матери и сына, а также возможным разрушительным последствиям. Не только психоаналитическая литература концентрируется на детско-родительских отношениях. Другие исследователи также указывают на часто обнаруживаемую специфику связи с матерью у сексуальных преступников. Е. Ревич и А. Шлезингер (Revitch & Schlesinger, 1989) обследовали 1200 сексуальных преступников, исключив лиц с расстройствами личности и шизофренией. Они выдели две категории преступников: кататимную и компульсивную. В кататимной группе в основном проявлялись нарушения за контролем импульсов, что соответствует «периодическому эксплозивному расстройству» в DSM-IV (312.34). Испытуемые компульсивной группы были подвержены внутреннему повторяющемуся побуждению. Исследование Ревича и Шлезингера показало также, что для испытуемых обеих групп часто были характерны амбивалентные отношения с матерями. У них отчетливо прослеживался аффект ненависти, которая смещалась на другие объекты женского пола. В качестве примеров они описывают серийные изнасилования проституток и других женщин. Для них характерной была идеализированная манера, в которой преступники описывали своих матерей. Идеализация образа матери (эффект Мадонны) в детско-родительских отношениях это не табу, в то время как чувства ненависти и мести к матери в основном должны подавляться. В исследовании Д. Грубина и X. Кеннеди (Grubin & Kennedy, 1992) 73% насильников сообщили о том, что имели очень близкую связь со своими матерями. Это согласуется с моим клиническим опытом и исследованиями, согласно которым подавляющее большинство преступников идеализировали своих матерей, хотя отчеты социальной службы часто демонстрировали совершенно иной облик родительницы. Дж. Вебер (Weber, 1993) исследовал особенности детско-родительских отношений у сексуальных преступников с особым вниманием к тем случаям, когда между жертвой и правонарушителем была значительная разница в возрасте. Он пишет о символическом убийстве матерей. Проводя с испытуемыми проективное тестирование с использованием теста Роршаха и теста тематической апперцепции, Вебер обнаружил в 65% случаев проблемные отношения с матерью, а вся исследуемая выборка характеризовалась вытеснением горечи и обиды на матерей. Он также пришел к заключению о том, что интенсивные негативные чувства смещаются на другие объекты (жертвы) при блокировании агрессии. 57% из всей выборки Вебера никогда не имели сексуальных отношений. 93% этих мужчин до заключения проживали с матерями, от которых зависели во многих аспектах. Угроза утраты симбиотической иллюзии этими лицами может вызвать чрезвычайно сильный страх. Вполне возможно, что эти мужчины предпочитают (вынужденно) зависеть от матери, чем утратить столь привлекательную связь, что хорошо иллюстрируется случаем Честена. И. Розен (Rosen, 1996) утверждает, что каждая перверсия в действительности является мольбой о помощи и становится результатом дефицита заботы и безопасного убежища. Перверсное поведение является просьбой о помощи в связи с психотической спаянностью, сексуализированным разрывом, который никогда не приводит к тому, чего человек неистово желает. Это яростная, но тщетная попытка избежать пустоты, подавленности и одиночества. Перверсный симптом или преступное поведение должны неизбежно повторяться, так как они никогда не ведут к удовлетворению, продолжительной психической интеграции. Именно поэтому все предпринимаемые попытки выглядят как неудержимая компульсия с последствиями в виде рецидивизма.

5.14. Заключение

В этой главе описано несколько клинических случаев, которые иллюстрируют предшествующий материал. Как и ожидалось, довольно трудно определить решающий фактор или факторы риска сексуальных преступлений. Однако мы имеем все основания выделить несколько: симбиотическая связь с родителем, вызывающая сверхпривязанность к незрелому взрослому, отчетливо прослеживается во всех случаях; уязвимость этих личностей возрастала, если они подвергались сочетанным факторам риска в своем детстве. Чем младше ребенок, тем с большей вероятностью он станет узником симбиотической связи, от которой у него не будет никакой надежды избавиться. Любые попытки освобождения вызовут чувство вины за это стремление, словно таким образом он ранит любимую маму.

Для здорового когнитивного и эмоционального развития решающей является готовность матери разделить своего ребенка с отцом. Ни в одном из описанных случаев этого качества не было. Защитные механизмы, используемые подэкспертными, служили для компенсации