– Бей давай! Нечего ждать! – приказал Литке.

Поскольку он никак не конкретизировал свою команду, огонь открыли сразу четыре космодесантника: Тополь, Щенин, «танк» и Капелли со своей ионной суперпушкой.

Лазерные импульсы, новая порция ионов и стальной буран из стволов ЭПК-4 обрушились на визитеров.

Это был классический перекрестный огонь, пришедший к нам из глубины веков, из первых наставлений по боевой работе пулемета «Максим»…

Эфир затопили крики ярости и даже нецензурщина, которая в Космодесанте не очень-то поощрялась – чай, не сталкеры, зарплаты получаем большие и регулярно.

Во всем этом было так много первобытного, викингского боевого безумия, что я больше не мог оставаться в стороне, трусливо зажимая дырочки в скафандре. Я рывком перевернулся на живот и, подтащив к себе за ремень лазерный автомат, выстрелил в ближайшего химероида.

До того оставались какие-то жалкие метры, но, позор мне, я не попал!

Взрывное испарение перхлоратного песка под ногами или, точнее сказать, ходильными конечностями визитера подбросило его в воздух.

Я еще раз нажал на спуск, снова позабыв о том, как же долго перезаряжается лазерная винтовка!

Тогда, захрипев от ярости, я прыгнул вниз, прямо в серебристое мерцание визитерского камуфляжа.

– Рудовозы! Они совсем близко! – надсаживался в наушниках кибернетик Благовещенский.

Как только мои усиленные электромускулами руки сомкнулись на шее (или что там у него было?) инопланетянина, я зарычал:

– Останови рудовозы! Рудовозы останови, сучонок!

Ясное дело, если бы мое требование распространялось только радиоволнами через передатчик, то «сучонок» меня бы не услышал.

Но в тот миг голос мой рвался вместе с уходящим воздухом прямо из шлема сквозь пробоины. Слуховая мембрана, размещенная на всех скафандрах химероидов, вполне благополучно улавливала мое пищание, а переводчик – переводил.

В общем, меня услышали – как это ни странно.

– Я хочу жить. Гарантируй жизнь, – увидел я зеленые буквы прямо на непрозрачном забрале шлема визитера. Буквы были самыми обычными, кириллическими, хотя и в невероятно странном начертании с обратным наклоном.

– Сначала останови рудовозы! – настаивал я.

– Сначала гарантируй, – этому инопланетному ослу упрямства тоже было не занимать!

– Соглашайся! Соглашайся, Комбат! – проорал Литке.

– Гарантирую, – устало выдохнул я.

Так я взял в плен своего первого химероида.

В горячке боя я совершенно пропустил момент, когда из эфира пропал Зимин.

Похоже, пропустил его и Тополь.

По крайней мере, когда Капелли задал вопрос «Эй, мужики, Зимина никто не видел?», ни мне, ни моему закадычному другу сказать было нечего.

Тем временем мне настоятельно требовалось сменить дислокацию – пробоины в шлеме успели изрядно меня утомить. Сдав пленного химероида подоспевшим бойцам Щенина, я подбежал к марсоходу – обожженному, закопченному, исцарапанному осколками.

Кормовая аппарель машины была гостеприимно откинута. И первым, что встретило меня на борту марсохода, была страшная картина – тело Зимина, разорванное изнутри прямым попаданием плазмоида.

Точнее, в первую секунду мне показалось, что это не Зимин. Наверное, где-то на бессознательном уровне очень уж не хотелось верить. Но затем я, конечно, узнал.

– Зимин! Зимин мертв! – выкрикнул я в эфир.

И только после этого Капелли, прикипевший в своей выгородке к визиру ионной пушки, отлепился от оружия и вывалился мне навстречу.

– А я думал, у меня аппаратуру заглючило, – сказал он растерянно. – Не показывает Зимина… А он просто здесь… Подожди!.. Да ты и сам ранен, Володя!

В последних словах моего товарища было столько ужаса, что я воспринял их очень даже всерьез. Скосив глаза на индикатор давления на борту марсохода (он уже сместился в светло-зеленую область и показывал парциальное давление кислорода 0,7 нормы), я наконец-то отнял ладони от пробоин и выдохнул:

– Да нет, брат… Это кровь из носа, ерунда… Шлем поменяю – и снова в строю… Как стойкий оловянный солдатик.

– Он был на одной ноге.

– Ну и что? Зато он… – я не успел закончить фразу, ибо мое сознание сделало «выкл».

Кислородный обморок, дорогие друзья.

Сознание вернулось, бой закончился, а приключения – нет.

Вместо того чтобы дать нам и себе заслуженную передышку, неистовый Литке продолжал пришпоривать коня новейшей истории Солнечной системы.

– Отряд, внимание! – каркнул он в эфир. – Господину Капелли явиться в жилблок и провести допрос пленного химероида, взятого господином Пушкаревым…

«То есть мной!» – отметил я с гордостью.

– …Господину Благовещенскому и господину Щенину – обезвредить боезаряды на рудовозах. Господину Уткину и господину Пушкареву – произвести сбор оружия визитеров, а также имеющихся при них Объектов.

– Не очень понял про Объекты, – сказал я, игнорируя субординацию.

– Имеются в виду артефакты, – ответил Литке сухо.

– Я прошу прощения, конечно, – вставил Тополь, – но мы с Костей не отличаем инопланетные артефакты от инопланетных боеприпасов. Как бы чего не вышло…

– Резонно, – Литке помрачнел. – Тогда так: господину Капелли присоединиться к господам Уткину и Пушкареву. А уже затем – явиться в жилблок для допроса химероида.

– Я постараюсь, – сказал Капелли. В голосе ксенобиолога переливалось черное море скорби.

Нет зрелища страшнее, чем мертвые инопланетяне.

Это говорю вам я, человек, которого мертвые земляне не пугают нисколько, благо видел я их десятки.

Еще в тот день, когда стальной смерч с борта разъездного аэрокатера Космодесанта КС-1 завалил химероида среди руин корпуса «Т», я сквозь отступающий морок цепочечного излучения успел на один миг увидеть обнаженную плоть визитера. Его умные злые глаза, скулы с нечеловеческим абрисом, носовая впадина в виде буквы W – всё это вызвало у меня глубинное, животное отвращение…

А в тот день на Марсе, выполняя приказ Литке, мне в обществе Капелли и Тополя пришлось целый час созерцать их отталкивающую анатомию, вдобавок испытавшую на себе всю мощь нашего гнева…

– Да, кровь химероидов кажется зеленой, – отрешенно комментировал Капелли. – Но это сейчас, когда она уже прореагировала с молекулами угарного газа в марсианской атмосфере…

– Это из-за крови их называют «зелеными человечками»? – спросил я.

– Не уверен… В норме кровь у них фиолетовая.

– То есть зеленые они, только когда мертвые?