Амаре хочется вступиться за Филоса, объяснить, что он пытался защитить, а не оскорбить ее. Но она решает этого не делать, чтобы ненароком не выдать чувства, в которых не может признаться сама себе.

— Ну, — нетвердо произносит Амара, — его выбрал Руфус. Не мне указывать патрону, кого ему приводить в дом.

Виктория сжимает ладонь Амары.

— Не позволяй никому вытирать о себя ноги, — говорит она. — Обещай мне.

Когда Ювентус возвращается из пекарни, подруги подкрепляются хлебом и сухими фруктами. Виктория неохотно рассказывает о прошедшей ночи, пропуская мимо ушей вопросы о Квинте, и это наводит Амару на мысль о том, что вечер выдался не слишком приятным. Затем они принимаются обсуждать программу, с которой Виктория, Феба и Лаиса выступят на Флоралиях. Амара знает, что к выступлению в доме Корнелия хорошо бы купить Виктории и флейтисткам новые наряды, но понимает, что если поведет троих девушек по магазинам, то непременно предстанет перед окружающими той, кем и является, — сутенершей. Амара предлагает Виктории сходить за обновками вдвоем. Вот только ей сперва нужно принять одну клиентку. Виктория приходит в такой восторг, что совесть за случившееся прошлой ночью больше не мучит Амару, как прежде.

Амара, сидя в таблинуме, дожидается заемщицу, которая обещала прийти. Миртала тоже куртизанка, едва входящая в ближний круг Друзиллы. Амара познакомилась с ней в термах. Миртале около тридцати; от Амары не укрылись ее завистливые взгляды, которые она бросает на тела женщин помоложе, хотя по-прежнему хороша собой. С особой жадностью она рассматривала смуглокожую Друзиллу, неподвластную времени. Думать о старости всегда непросто. Иногда Амаре кажется, что Руфус восхищается ее худобой только потому, что так выглядят юные, не достигшие еще двадцати лет невесты, на которых женятся богатые мужчины.

В приоткрытую дверь негромко стучат, и Филос впускает Мирталу внутрь. Он входит вслед за куртизанкой и, словно тень, замирает с восковыми табличками в руках у окна с видом на спальню Амары. Теперь Амара всегда ведет дела в присутствии Филоса и постоянно обсуждает с ним, какой процент лучше назначить и какие действия стоит предпринять.

Амара встает, чтобы поприветствовать Мирталу, и целует воздух возле ее чересчур нарумяненных щек.

— Как я рада, что ты пришла!

— Ну и домина! — Миртала разглядывает желтые стены, расписанные изящными птицами. Она говорит с тем же акцентом, что Филос и Ювентус. Амара догадывается, что такая латынь, огрубевшая под влиянием колкого кампанийского диалекта, — отличительная черта помпейских низов. Греческий акцент Амары тоже считается простонародным, но в нем, по крайней мере, есть что-то диковинное.

— Мне очень повезло иметь такого щедрого патрона.

— Как ты права! — Нервно усмехнувшись, Миртала прикрывает рот рукой. Вероятно, она хочет выставить себя скромницей, но это движение лишь выдает ее беззащитность. Амара думает о Феликсе, который нащупал бы слабые места этой женщины, заставил бы ее вывернуться наизнанку и навязал бы ей такой долг, который она никогда не смогла бы вернуть. «Но я не Феликс», — проносится у Амары в голове.

— Что-то я не припомню, как зовут твоего патрона?

— Э-э, — смущенно протягивает Миртала. — Есть у меня пара покровителей. Один из них мне очень предан, но в последнее время болен. Поэтому мне и нужны деньги.

— Приятно слышать о преданном мужчине.

— Ну не так уж он и предан, — фыркает Миртала. — Годами обещает на мне жениться. Да разве не все они такие? Но я все же благодарна за то, что он делает. Это лучше, чем ничего.

Амару такое откровенничанье почему-то очень раздражает.

— Сколько ты хочешь? — вопрос звучит резче, чем хотелось бы Амаре. Она вдруг ловит себя на том, что, опустив глаза, роется в ящике. Феликс поступает точно так же, когда что-то выводит его из себя. Амара захлопывает ящик, и Миртала вздрагивает от неожиданности.

— Пять денариев, — почти шепотом отвечает Миртала. Быть может, ей становится тревожно от мысли, что она досаждает своей кредиторше.

— Я беру пять процентов.

Амара уже собирается объяснить, что через три месяца ставка увеличится, но замечает беспокойство в лице собеседницы. Даже пять процентов станут для нее испытанием. И Амара решает отступить от своих обычных правил.

— Если тебя это устраивает, мой эконом сейчас составит договор. А еще ты должна оставить мне залог.

— Хотела спросить, — произносит Миртала, — не можем ли мы обойтись без залога, раз уж у нас тут все по-дружески?

Амара чувствует на себе взгляд Филоса. Обычно в подобных ситуациях он дает ей понять, что думает, но на этот раз лицо его остается непроницаемым.

— Нет, не можем, — отвечает Амара. — Я как раз вижу прелестное колечко у тебя на правой руке. Оно отлично подойдет.

Миртала прикрывает кольцо пальцами левой руки.

— Это подарок моего первого патрона, — говорит она. — Оно стоит дороже пяти денариев.

— Если не выплатишь долг, я возмещу тебе разницу.

Миртала колеблется, и Амара протягивает руку, чтобы настоять на своем.

— Если тебе нужны деньги, отдай мне кольцо.

Миртала стаскивает кольцо с пальца, встает, кладет его на стол и снова садится. Амара замечает в ее глазах слезы.

— Я не сомневаюсь, что ты сможешь со мной рассчитаться, — говорит Амара, убирая кольцо в кошелек на завязках. — И тогда получишь его обратно. А теперь, если готова, можешь подписать договор.

Филос, выскоблив пункт о повышении процентной ставки из договора, подает его на подпись женщинам, но тут в дверь просовывается голова Марты.

— Он нужен господину. — Служанка кивает в сторону Филоса.

После того как Миртала поставила подпись, Филос отдает восковые таблички Амаре.

— Прошу меня извинить, — шепчет он.

— Сколько у тебя слуг! — замечает Миртала, когда Марта и Филос уходят.

— Это слуги моего патрона.

Миртала кивает.

— Все проходит очень быстро, — говорит она с горечью в голосе. — Я ведь была такой же, как ты.

Краска на лице Мирталы пошла трещинами, а сурьма растеклась от слез и залегла в складках вокруг глаз, отчего куртизанка выглядит намного старше своих лет. Амара тут же вспоминает о Крессе, медленно увядающей бордельной шлюхе, и о Фабии, живом воплощении всех ужасов старости. От этих жутких мыслей страх Амары сгущается до жестокости.

— Мне с трудом верится, что когда-то ты была такой же, как я. — Поднявшись, Амара открывает дверь в знак того, что разговор окончен.

К тому времени, как Амара с Викторией отправляются за покупками, Филос уже успел уйти. Его наверняка вызвали, чтобы он помог Руфусу или Гортензию с семейными делами. Амара думает об огранных мастерских и ювелирных лавках, которых полно возле дома Руфуса. В них он не единожды покупал подарки для Амары, которая с большим любопытством разглядывает витрины всякий раз, когда