Крис усмехнулся.

– Мы будто санитары этой планеты, убирающие избыточный негатив… Мы пропускаем его через себя, фильтруем в своих чувствительных душах и выдаем на поверхность музыку… Что это еще такое, если не волшебство?

– Точно!… Невероятно! Ну я то сквозь свою душу пропустил немало дерьма! А что насчет тебя? А? Что скажешь? Тебе часто приходилось страдать в твоей короткой жизни?

– Прекрати, Крис… – бросила на него укоризненный взгляд Катерина, – Можешь посмеиваться надо мной, сколько хочешь, но могу сказать тебе одно: мой первый опыт был настолько плачевным, что из-за него я оказалась в больнице, с капельницей в руке…

Музыкант аж подпрыгнул на месте.

– Вот это да! Ты с каждой минутой удивляешь меня все больше и больше! Ты что же, наглоталась из-за кого-то таблеток? – недоверчиво уточнил Крис.

– Что ты! – вспыхнула Катя, – Ну уж нет! Я знаю, как откачивают передозировщиков! Врагу не пожелаешь пережить такое! Куда романтичнее просто перерезать вены!

– Да уж! Романтика еще та! – противно кривясь, съехидничал Ривер и пододвинулся к девушке еще ближе, – Ты очень любила этого парня?

– Любила? – недоуменно выпучила глаза Катерина. В непосредственной близости к Крису слова о любви к другому человеку показались ей просто абсурдом, – Тогда была уверена, что схожу по нему с ума, а сейчас… – Катя растерянно глянула на музыканта, – Понятия не имею! А ты вообще задумывался над тем, сколько раз человек способен испытать настоящую любовь? И как вообще измеряется ее сила? Если количеством страданий, то что же тогда, взаимное чувство априори обречено на провал?

В глазах Ривера вновь засверкали задорные искорки, а достойные внимания скульптора губы растянулись в ехидную ухмылку.

– Одно могу сказать тебе точно, – заключила девушка, немного поразмыслив, – Что именно благодаря ему я познакомилась с тобой! Значит, ничего не бывает случайного в нашей жизни!

– Как это? – округлил глаза музыкант.

Катерина застенчиво опустила ресницы и начала подбирать слова, чтобы как можно более емко ответить ему.

– Понимаешь, то, с чем мне довелось столкнуться, было очень жестоко, особенно принимая во внимание факт, что это были первые отношения… Предательство редко когда проходит бесследно, но, как я уже говорила, для меня предпочтительнее консервировать боль в словах… А эти слова тебе наверняка будут знакомы:

“Растоптать я себя не позволю.

А растопчешь – что ж… вновь прорасту

Я сквозь снег многолетней травою,

Что зимой в душе греет весну…”

Катя остановилась. По реакции Криса было понятно, что ее фраза возымела должный эффект. Конечно, он знал эти слова! Были дни, когда он засыпал и просыпался, прокручивая в голове эти строки, ведь, благодаря им, о Кейт услышал весь мир! Но ему и в голову не могло прийти, что их автор когда-нибудь позволит ему заглянуть за завесу тайны их написания. Ведь он по своему опыту знал, какими интимными могут быть подобные переживания. Но, в то же время, ему было известно другое: чем сокровеннее для артиста пережитая боль, тем искреннее и сильнее рождается порожденное ею произведение. И с этим природным законом ничего не поделаешь!

Он смотрел на Катерину и поглаживал ее по щеке кончиками своих пальцев, при этом испепеляя пронзительным взглядом. Теперь он был уверен, что понимает ее лучше, чем кого-либо в этом мире, что еще никогда ему не доводилось встречать настолько родственной души, и весь его предыдущий опыт, равно как и опыт ее, был ничем иным, как ступеньками, возводящими мост над разъединяющей их ранее пропастью.

Они еще долго сидели, обмениваясь дружескими улыбками и стараясь представить, что когда-нибудь наступит такой момент, когда они вот так же будут сидеть в одной комнате, может быть, где-нибудь возле камина, будут слушать треск дров и попивать сухое вино, обсуждая то, что скопилось у них на душе…

Они оба знали, что это утопия, но в этот момент им безумно хотелось обмануть сознание сладкой надеждой на то, что у их отношений есть будущее, что им суждено пережить еще много моментов, радостных и тяжелых, но все это отныне они будут переносить вместе, ибо взявшись за руки им были не страшны даже самые грозные испытания!

* * *

Вечером, как и положено, ни минутой раньше, ни минутой позже, домой вернулся Егор. Катя сидела на диване и внимательно наблюдала за тем, как он ходит по квартире, в которой несколько часов назад находился Крис. Но ничего необыкновенного не проскальзывало в выражении его лица. Он спокойно и бесстрастно подошел и поцеловал Катерину в лоб, от чего она испытала стремительный приступ тошноты. Она раньше никогда не признавалась себе в том, что даже запах его тела кажется ей чужеродным. А его поцелуи всегда были какими-то сухими и лишенными чувственности. Как же она жила все эти годы, думая, что это лучшее, что она испытает в своей жизни?

И все же за пять лет он занял в ее душе такие прочные позиции, что расстаться с ним было равносильно попытке оторвать кусок от самой себя. За эти годы он стал ей, пускай не близким, но поистине родным человеком. Как только она представляла себе, что не будет знать, что он делал текущим днем, что он ел, какой подобрал утром галстук, какие трудности у него на работе, в сердце тут же образовывалась какая-то ноющая пустота, которую, как она чувствовала, ей уже никогда не удастся восполнить. Пожалуй, Егор стал для Кати частью ее самой, дальнейшее существование без которой было невозможно. Вся сложность состояла в том, что к Крису она испытывала такую жгучую страсть, что ради него была готова не то что расстаться с каким-нибудь своим органом, а даже, не задумываясь, вырвать из груди сердце. Самым страшным было то, что, скорее всего, именно это ей и предстояло сделать, чтобы решиться причинить боль мужу. Оставался только вопрос, будет ли она способна так же самоотверженно продолжать любить Криса, лишившись своего сердца.

Тут Егор перебил ее мысли неожиданным вопросом из кухни:

– А куда подевалось молоко?

Дело в том, что в их семье только он один употреблял этот продукт, Катя его не переносила. Поэтому он пришел в недоумение не найдя на полке купленную вчера бутылку.

Катю же словно подстегнула эта ситуация. Она внутренне напряглась и смело заявила:

– Я сегодня пекла блинчики!

Егор растерянно посмотрел вокруг и поинтересовался:

– И где же они?

– А я их съела, – выпалила Катерина, не подумав о безумности этого утверждения. У Егора округлились глаза.

– Что, сама съела всё? Всё, что получилось из литра молока?

Егор был в искреннем замешательстве, особенно принимая во внимание тот факт, что крайне плохой аппетит жены еще несколько дней назад заставил его в тайне от нее консультироваться в интернете по поводу методов борьбы с онорексией.

Но Катя и не думала о благоразумии. Ей стало даже интересно, насколько далеко может зайти подобный разговор. Она внутренне усмехнулась и надменно парировала: