Холод пронизывал его насквозь, режущий холод, который нехотел его отпускать, и он теперь лежал спокойно и прислушивался к ощущениюхолода. Одно время ему казалось, что, если он сумеет сложиться пополам, емустанет тепло, как под одеялом, и ему даже показалось, что он сумел сложитьсятак, и он уже почувствовал тепло. Но на самом деле это было кровотечение,которое он вызвал, подняв колени; и когда ощущение тепла прошло, он понял, чтосложиться пополам невозможно и что с холодом ничего поделать нельзя и не стоитсопротивляться. Он лежал, изо всех сил стараясь не умереть как можно дольшепосле того, как уже остановятся мысли. Лодка поворачивалась на волнах, и онтеперь был в тени, и ему становилось все холоднее.

Лодку несло течением с десяти часов вечера, а теперь былоуже далеко за полдень. На всей поверхности Гольфстрима не было видно ничего,кроме морских водорослей, нескольких пухлых розовых медуз, плававших наповерхности воды, и далекого дымка танкерного судна, шедшего с грузом изТампико на север.

– Ну? – сказал Ричард Гордон своей жене.

– У тебя губная помада на сорочке, – сказалажена. – И около уха.

– Что ты скажешь на это?

– Что я скажу на это?

– Что ты скажешь на то, что я тебя застал лежащей надиване с этим неумытым пьяницей?

– Это неправда.

– А как я вас застал?

– Ты нас застал сидящими на диване.

– В темноте.

– Где ты был?

– У Брэдли.

– Да, – сказала она. – Я знаю. Не подходи комне. От тебя пахнет этой женщиной.

– А от тебя чем пахнет?

– Ничем. Я сидела и разговаривала с хорошим знакомым.

– Ты его целовала?

– Нет.

– Он тебя целовал?

– Да, мне это было приятно.

– Ты сука.

– Если ты будешь меня так называть, я уйду от тебя.

– Ты сука.

– Пусть, – сказала она. – Все равно всекончено. Если б ты не был таким самонадеянным и если б я тебя так не жалела, тыбы понял, что все уже давно кончено.

– Ты сука.

– Нет, – сказала она. – Я не сука. Ястаралась быть хорошей женой, но ведь ты самонадеян и себялюбив, как петух.Только и знаешь кукарекать: «Посмотри, что я сделал. Посмотри, какое я дал тебесчастье. Ты должна бегать вокруг меня и кудахтать». Так вот, ты мне вовсе недал счастья, и с меня довольно. Я свое откудахтала.

– Тебе нечего кудахтать. Ты не произвела на свет ничеготакого, над чем можно было бы кудахтать.

– Чья это вина? Разве я не хотела ребенка? Но мы никакне могли себе этого позволить. Зато мы могли себе позволить ездить наКап-д`Антиб купаться и в Швейцарию ходить на лыжах. Мы могли себе позволитьприехать сюда, в Ки-Уэст. С меня довольно. Ты мне опротивел. Эта толстая Брэдлисегодня была последней каплей.

– Ах, пожалуйста, не припутывай ее сюда!

– Человек приходит домой весь в губной помаде. Неужелиты не мог хоть умыться? Вон, на лбу тоже.

– Ты целовала это пьяное ничтожество.

– Нет, этого не было. Но было бы, если б я знала, чемты в это время занимаешься.

– Почему ты позволяла ему целовать себя?

– Я была взбешена. Мы ждали, ждали, ждали. Ты даже неподошел ко мне. Ты ушел с этой женщиной и пропал на полдня. Джон проводил менядомой.

– Ах вот как, Джон?

– Да, Джон. Джон. ДЖОН.

– А фамилия его как? Томас?

– Его фамилия Мак-Уолси.

– А как это пишется – вместе или отдельно?

– Не знаю, – сказала она и засмеялась. Но потомона перестала смеяться. – Не воображай, что, раз я смеюсь, значит, всеобошлось, – сказала она, на глазах у нее выступили слезы, губыдрожали. – Ничего не обошлось. Это не обычная ссора. Все кончено. У меня ктебе нет ненависти. Тут проще. Ты мне противен. Ты мне глубоко противен, и сменя довольно.

– Хорошо, – сказал он.

– Нет. Совсем не хорошо. Все кончено. Разве ты непонимаешь?

– Кажется, понимаю.

– Пусть тебе не кажется.

– Не устраивай мелодраму, Эллен!

– Это я устраиваю мелодраму? Ничего подобного. Просто яухожу от тебя.

– Нет, ты не уйдешь.

– Я сказала. Больше повторять не буду.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю. Может быть, выйду за Джона Мак-Уолси.

– Не выйдешь.

– Выйду, если захочу.

– Он на тебе не женится.

– Не беспокойся, женится. Он только сегодня просил менябыть его женой.

Ричард Гордон ничего не сказал. Пустота образовалась у негона том месте, где раньше было сердце, и все, что он слышал или говорил,казалось нечаянно подслушанным.

– О чем он тебя просил? – сказал он голосом,который шел откуда-то издалека.

– Быть его женой.

– Зачем?

– Затем, что он меня любит. Затем, что он хочет, чтобыя жила с ним. Он зарабатывает достаточно, чтобы прокормить меня.

– Ты обвенчана со мной.