Двадцать один патрон в магазине, это самое большее – четыреочереди по пять, подумал он. Зевать не приходится. Ладно. Давай. Хватит тянуть,размазня несчастная! О, черт, чего бы я не отдал за хороший глоток. Поздно,теперь уже никаких глотков. Он протянул левую руку, отцепил первую ременнуюпетлю, схватился за спусковой крючок, отодвинул предохранитель и вытянулавтомат. Присев на корточки возле моторов, он тщательно прицелился в затылочнуюямку юноши, ясно различимую в свете нактоузного огня.

Пламя ярко вспыхнуло в темноте, и пули защелкали пооткинутой крышке люка и по мотору. Пока тело юноши тяжело сползало с табурета,он обернулся и выстрелил в темную фигуру на левой скамье, почти приставив вупор вздрагивающее огнедышащее дуло, так что запахло паленым сукном. Потомповернулся кругом, чтобы всадить заряд во второго, который уже приподнялся налокте и пытался выхватить револьвер. Он присел как можно ниже и оглянулся накорму. Широколицего кубинца там больше не было. Оба стула стояли пустые,выделяясь на фоне неба. Юноша не шевелился. Тут дело было верное. Один изкубинцев бился на своей скамье. Другой, – он видел это краем глаза, –лежал ничком, наполовину свесясь за борт.

Гарри попытался отыскать в темноте широколицего. Лодкатеперь кружилась на месте, и в кокпите стало немного светлее. Он затаил дыханиеи стал осматриваться. Вот он, наверное, эта тень в углу у самого пола. Онвгляделся внимательнее, и тень шевельнулась. Это был он.

Он полз к нему. Нет, к тому кубинцу, который лежал, свесясьза борт. Он хотел взять его револьвер. Пригибаясь почти к самому полу, Гарриследил за его движениями, пока не увидел его совершенно отчетливо. Тогда онвыстрелил. Вспышка осветила колени и руки ползущего, и когда боп-боп-боп-бопсмолкло, Гарри услышал, как он судорожно бьется на полу.

– А, сукин сын, – сказал Гарри. – Сволочьмордастая!

Ощущение холода внутри исчезло, и в сердце был знакомыйзвонкий гул, и он пригнулся совсем низко и сунул руку под четырехугольныйбензиновый бак, чтобы достать новый магазин. Магазин он достал, но рука былався мокрая и быстро высыхала.

Пробил бак, сказал он себе. Нужно выключить моторы. Неугадаешь, в каком месте бак течет.

Он выбросил пустой магазин, вставил новый и вылез наверх.

Когда он выпрямился с автоматом в руке, чтобы осмотреться,прежде чем захлопнуть обрубком крышку люка, кубинец на левой койке, триждыраненный в плечо, причем две пули прошли навылет и попали в бак, вдруг сел,тщательно прицелился и выстрелил ему в живот.

Гарри качнулся назад и тяжело сел. Ему показалось, что егоударили в живот дубинкой. Спина его уперлась в одно из железных гнезд, кудавставлялись ножки стула, и когда кубинец выстрелил в него еще раз, расщепивперекладину стула над самой его головой, он пошарил возле себя, нашел автомат,осторожно поднял его, своим крючком придерживая приклад, и всадил половинумагазина в кубинца, который сидел, наклонившись вперед, и спокойно расстреливалего. Тот бесформенной массой рухнул навзничь, а Гарри продолжал шарить по полу,и, найдя широколицего, который лежал на спине, он крючком зацепил его голову иповернул ее к себе, потом приставил к ней дуло автомата и спустил курок. Звукот выстрела был такой, какой бывает, когда палкой ударишь по зрелой тыкве.Гарри положил автомат и лег на пол.

– Я сволочь, – сказал он, губами почти касаясьдосок пола. – Я сволочь, и теперь мне пришел конец. «Нужно выключитьмоторы, не то все сгорим, – подумал он. – Еще не все пропало. Ещенельзя сказать, что все пропало. О, черт! Чтобы одна случайность испортила вседело! Чтобы из-за одной случайности сорвалось! А, будь оно проклято! Будь тыпроклят, кубинская сволочь! Кто б мог подумать, что я не прикончил его?» Онвстал на четвереньки и, толкнув крышку люка так, что она с шумом захлопнуласьнад моторами, пополз через нее вперед, к штурвальному сиденью. Он уцепился занего и подтянулся, удивляясь тому, что может так свободно двигаться; потом,стоя на ногах, вдруг почувствовал слабость и дурноту, наклонился вперед,обрубком опираясь на компас, и повернул оба рычага. Моторы смолкли, и былослышно, как плещется о борт вода. Больше ничего не было слышно. Лодкаповернулась поперек течения и закачалась на волнах, поднявшихся с севернымветром.

Он повис на штурвале, потом опустился на сиденье иприслонился к спинке. Он чувствовал, как все силы вытекают из него в долгомприступе тошноты. Он расстегнул рубашку здоровой рукой и ощупал рану, сперваладонью, потом пальцами. Крови было очень мало. Вся пошла внутрь, подумал он.Лучше не двигаться, тогда она, может быть, остановится.

Луна взошла, и он теперь мог рассмотреть, что делаетсявокруг.

Разгром, подумал он, настоящий разгром, черт подери!

Лучше лечь самому, пока я не упал, подумал он и осторожносполз на пол.

Он лег на бок, и в это время лодка, качаясь, повернуласьтак, что луна осветила ее всю.

Полным-полно, подумал он. Вот ведь как, полным-полно. Потомон стал думать о том, что она теперь будет делать. Что Мария будет делать.Может быть, ей выплатят награду. Будь он проклят, этот кубинец. Пожалуй,как-нибудь она проживет. Она женщина с головой. Пожалуй, мы бы все как-нибудьпрожили. Пожалуй, это с самого начала была нелепая затея. Я откусил больше, чеммог прожевать. Не надо было мне лезть в это дело. Но ведь я обдумал все доконца. Никто не узнает, как это случилось. Если б я мог что-нибудь сделать дляМарии. Куча денег здесь, на лодке. Я даже не знаю сколько. С такими деньгамивсякий мог бы жить, ни о чем не думая. Наверно, береговая охрана растащит их.Половину, во всяком случае. Если б можно было дать знать моей старухе о том,что случилось. Что же она станет делать? Не знаю. Верно, нужно было мне искатьработы где-нибудь на заправочной станции, что ли. Нужно было мне бросить думатьо лодке. Теперь с лодкой честно денег не заработаешь. Хоть бы ее не качало,чертову колоду! Хоть бы перестало ее качать! А то у меня внутри все ходит вверхи вниз. Я, и мистер Краснобай, и Элберт. Все, кто только был причастен к этому.И вся эта сволочь тоже! Должно быть, это дело такое. Такое уж это несчастноедело! Пожалуй, для такого, как я, самое подходящее было бы держать заправочнуюстанцию. Черта бы я сумел держать заправочную станцию. Вот Мария – тачто-нибудь такое сумеет. Она уже теперь стара, чтоб трепать хвостом. Если бтолько эту чертову колоду не качало.

Ладно, нужно только быть поспокойнее. Как можно спокойнее.Говорят, если не пить воды и лежать неподвижно. Главное, говорят, если не питьводы.

Он посмотрел на то, что было видно в свете луны.

Что ж, убирать ведь мне это не придется, подумал он.Поспокойнее. Вот все, что от меня требуется. Поспокойнее. Как можно спокойнее.Все-таки еще не все пропало. Если лежать неподвижно и не пить воды.