Вася отпрянула, следя за оружием. Морозко дал Васе ее первый нож и научил его использовать. То, как он двигался, напомнило ей те терпеливые уроки, хоть они были далеко от…

Она выхватила нож из — за пояса одного из зевак. Мужчина уставился на нее без слов. Нож был коротким, простое железо против льда зимнего короля.

Вася пригнулась под рукой Морозко, оказалась с другой стороны костра, проклинала твердые сапоги. Она сбросила их, пол леденил ноги.

Толпа затихла, смотрела.

— Зачем ты пришла ко мне? — спросил он. — Так хочешь умереть?

— Сам посуди, — прошептала Вася.

— Нет… — сказал он. — Тогда почему?

— Потому что я думала, что знала тебя.

Его лицо ожесточилось. Он бросился быстрее. Она отбила, но плохо: его клинок пробил ее защиту и задел плечо. Ее рукав порвался, кровь потекла по руке. Она не могла сравниться с ним. Но ей и не нужно было. Нужно лишь заставить его вспомнить. Как — то.

Толпа молчала вокруг, следила, как волки, окружившие оленя.

Горячий запах крови показал Васе, что эта игра для них была настоящей. Для нее это ощущалось как сказка, игра в далекой стране. Может, он и не вспомнит ее. Может, убьет ее. Полуночница знала, что это произойдет.

«Что ж, — мрачно подумала Вася. — Меня все же ждет жертва. Но не сейчас», — ярость заполнил ее, она вдруг нырнула под его руку и провела ножом по его ребрам. Холодная вода полилась из раны, толпа приглушенно выдохнула с удивлением.

Он отпрянул.

— Кто ты?

— Я — ведьма, — сказала Вася. Кровь текла по ее ладони, мешая хватке. — Я срывала подснежники в зимнее солнцестояние, умерла по своему выбору и плакала по соловью. Теперь я вне пророчества, — она поймала его нож своим, рукоять к рукояти. — Я пересекла тридевять царств, чтобы найти тебя. А ты играешь. Забыл.

Он замешкался. Что — то глубже памяти было в его глазах. Наверное, страх.

— Вспомни меня, — сказала Вася. — Когда — то ты просил меня помнить тебя.

— Я — король зимы, — резко сказал он. — Зачем мне, чтобы девушка меня помнила? — он уже не играл. Он давил на ее нож, ломал ее защиту. Его клинок задел ее запястье. — Я тебя не знаю, — он был неподвижен, как зима. В его словах она слышала эхо своего поражения.

Но он смотрел на ее лицо. Кровь текла по ее пальцам. Она забыла, что огонь не был синим, и он вспыхнул золотом. Все завопили.

— Ты можешь меня вспомнить, — сказала она. — Если попытаешься, — она коснулась его окровавленной рукой.

Он замешкался. Точно замешкался. И все. Ее рука опустилась. Медведь победил.

Черный туман подступал перед глазами. Ее запястье было сильно порезана, ладонь была бесполезной. Кровь капала на пол дома.

— Я пришла найти тебя, — сказала она. — Но, если ты не помнишь меня, то я не справилась, — в ушах был рев. — Если увидишь свою лошадь, расскажи ей, что случилось со мной, — она пошатнулась и упала, теряя сознание.

Он поймал ее, не дав упасть. В его холодной хватке она вспомнила дорогу, откуда не воротишься, дорогу в лесу, полном звезды. Она могла поклясться, что он тихо выругался. А потом его рука появилась под ее коленями, другая обхватила плечи, и Морозко поднял ее.

Он понес ее, покидая большой зал.

17

Память

Она не была без сознания, но мир стал серым и неподвижным. Она ощущала запах дыма и сосен. Вася отклонила голову и увидела звезды — целый мир звезд — словно она летела между небом и землей, как черт. Ноги демона холода не скрипели на снегу, он не выпускал дыханием пар изо рта. Она услышала скрип замерзших петель. Запахло березой, огнем и гнилью. Ее бесцеремонно бросили на что — то твердое, и она зашипела, боль отозвалась в ее костях и синяках. Вася подняла руку, ее ладонь была в крови, запястье — глубоко порезано.

А потом Вася вспомнила.

— Полночь, — выдохнула она. — Еще полночь?

— Еще полночь, — свечи вдруг вспыхнули, комки воска в нишах в стене. Она посмотрела выше, демон холода глядел на нее.

Воздух был горячим и спертым. К ее удивлению, они оказались в купальне. Вася попыталась сесть, но кровь вытекала быстро, было сложно оставаться в сознании. Стиснув зубы, она попыталась оторвать полоску от юбки, но не могла без одной руки.

Вася подняла голову и рявкнула на него:

— Ты принес меня сюда, чтобы смотреть, как я истекаю кровью? Ты будешь разочарован, я уже привыкла досаждать людям, выживая.

— Представляю, — ответил он. Он стоял над ней, с любопытством разглядывал ее лицо, посмотрел на окровавленное запястье. Она сжимала рану, пытаясь остановить кровь. Ее кровь была на его щеке, его одежде, его белых ладонях. Он носил силу как вторую кожу.

— Почему купальня? — спросила она, пытаясь управлять дыханием. — Только ведьмы или злые колдуны приходят в купальню в полночь.

— Подходит, — сказал он сухим голосом. — Ты все еще не боишься? С кровью, текущей из тебя? Откуда ты, странница?

— Мои тайны — только мои, — процедила Вася.

— Но ты попросила меня о помощи.

— Да, — сказала она. — И ты разрезал мое запястье.

— Ты знала, что такое будет, как только бросила мне вызов.

— Хорошо, — сказала она. — Хочешь знать, кто я? Помоги мне. Иначе не узнаешь.

Он молчал, беззвучно подвинулся, лишь холодный воздух появился в жаркой комнате. Он опустился перед ней на колени. Их взгляды пересеклись. Она увидела тревоги в нем, словно в ледяной стене в его разуме появилась мелкая трещина. Без слов он сжал ее руку, вода лилась на ладонь. Он полил водой и рану на ее запястье.

Где была вода, вспыхивала боль. Вася прикусила щеку изнутри, чтобы не кричать. Боль утихла быстро, и она дрожала. Порез на запястье пропал, осталась белая линия, поблескивала, словно в шраме остался лед.

— Ты исцелена, — сказал он. — Теперь скажи… — он притих. Вася проследила за его взглядом. На ее ладони был другой шрам, где он ранил и исцелил ее.

— Я не соврала, — сказала Вася. — Ты знаешь меня.

Он молчал.

— Как — то ты порвал мою ладонь, — продолжила она. — Испачкал свои пальцы моей кровью. А потом залечил рану. Не помнишь? Не помнишь мертвую тьму, когда я пошла ночью в лес за подснежниками?

Он встал на ноги.

— Скажи, кто ты.

Вася заставила себя встать, хоть голова кружилась. Он отпрянул на шаг.

— Я — Василиса Петровна. Теперь ты веришь, что я тебя знаю? Думаю, да. Ты боишься.

— Раненой девицы? — фыркнул он.

Пот стекал по ее спине. Огонь в самой комнате трещал, и даже в предбаннике было жарко.