Служанка усадила Васю на скамейку.

— Оставайся тут, — сказала она, взяла буханку и кружку. — Ешь вдоволь, посмотри на великих людей. Праздник будет до рассвета, — она заметила волнение девушки и тепло добавила. — Тебе не навредят. Скоро ты примешься за работу, — она ушла, и Вася осталась с едой и головой, полной вопросов.

— Он хочет саму сестру господина, — сказал один мужчина другому, спеша мимо, перешагивая одного из щенков.

— Бред, — сказал его товарищ тяжелым голосом. — Она занята, и он не отдаст ее даже зимнему королю.

— У него не будет выбора, — возразил первый голос.

Вася подумала:

«Морозко тут», — хмурясь, она убрала хлеб в рукав и встала на ноги. Еда была маленьким, но приятным весом в желудке. Медовуха согревала ее и расслабляла.

Никто не заметил, как она встала, никто не взглянул на нее. С чего бы им?

Толпа расступилась, и она смогла увидеть людей вокруг костра.

Там был Морозко.

Вася не дышала. Она подумала:

«Это не пленник».

Он сидел на лучшем месте у костра. Огни сияли золотом на его лице, сверкали на его темных волосах. Он был одет как князь: кафтан и рубаха были сильно расшиты, на воротнике и манжетах был мех.

Их взгляды пересеклись.

Но его лицо не изменилось, он не показал, что узнал ее. Он отвернулся к кому — то, сидящему рядом с ним. Брешь в толпе закрылась. Вася была потрясена, тщетно вытягивала шею.

«Что его тогда тут держит?».

Он не знал ее?

Собака на полу зарычала. Вася, которую толпа отталкивала все сильнее к стене, старалась не наступить на нее.

— Ты не можешь кормить щенков в тихом месте? — спросила она собаку, и пьяный мужчина чуть не врезался в нее.

Вася отпрянула к стене, собака рявкнула. Мужчина прижал ее к дереву, пропитанному дымом. Он неуклюже от выпивки провел рукой по телу Васи.

— Твои глаза как зеленые пруды в сумерках, — сказал он невнятно. — Но твоя хозяйка тебя не кормит?

Он попытался ткнуть пальцем в ее грудь, словно хотел проверить. Его открытый рот опустился на ее.

Вася ощущала, как яростно колотится ее сердце о грудь мужчины. Без слов она бросилась на него, забыв о боли в ребрах, и выскользнула от мужчины и стены.

Он чуть не упал. Она попыталась пропасть в толпе, но мужчина оправился, схватил ее за руку и развернул. Его улыбка сменилась уязвленной гордостью. Головы повернулись к ним.

— Вот так ты? — сказал он. — Еще и в зимнее солнцестояние! Что от тебя хотеть мужчине, мышь со ртом лягушки? — он скалился. — Уходи. За столом хотят медовуху.

Вася молчала, но вспомнила огонь. Пламя в яме вспыхнуло, треща. Те, кто сидел рядом, отпрянули от жара, толпа вздрогнула. Мужчина потерял равновесие и упустил ее. Вася отпрянула от него, пропала в толпе. Жар и вонь людей вызывали у нее тошноту, и Вася вслепую шла к двери, выбралась в ночь.

Она долго стояла в снегу, тяжело дыша. Ночь была ясной и холодной, и Вася успокоилась.

Она не хотела возвращаться.

Но Морозко был тут, в плену. Она должна подобраться ближе, понять, что у него за цепь.

Может, мужчина был прав. Может, она подберется к зимнему королю, принеся медовуху?

Она вдохнула еще раз ледяной воздух. Запах зимы окутывал ее, как обещание.

Она вернулась в бурю внутри. Она была одета как служанка, было не сложно получить кувшин с вином. Она осторожно несла его, ощущая, как вес тянет на тело. Вася прошла в зал и добралась до костра в центре.

Король зимы сидел ближе всех к огню.

Вася не дышала.

Голова Морозко была непокрытой, огонь сверкал на его черных волосах. Его глаза были неглубокими, голубыми. Но, когда их взгляды пересеклись, он не узнал ее.

Его глаза были… молодыми?

Молодыми?

Вася видела его в последний раз хрупким, как снежинка, и его взгляд был невообразимо старым, пока вокруг пылала Москва.

«Зови снег, — молила она. — Зови снег», — он сделал так и пропал на рассвете.

Его последние слова были неохотным признанием:

«Как мог, я любил тебя», — она не забудет, как он тогда выглядел. Его лицо, его ладони были выжжены в ее памяти.

Но не в его памяти. Годы пропали из его взгляда. Она не знала, какими тяжелыми они были, пока не увидела, что они исчезли.

Его праздный взгляд ускользнул от Васи на женщину рядом с ним. Елена была испуганной… и не только. Она была красивой. Золото на ее запястьях и горле тускло сияло в свете огня. Вася смотрела, а Морозко склонил дикую голову к уху Елены, и она прильнула к нему.

«Что могло сковать демона холода?» — думала Вася, злясь. Любовь? Похоть? Потому он был тут, пока Русь была в опасности? Женщина с золотыми волосами? Он явно был здесь, потому что хотел этого.

Но Русь была в опасности, потому что Морозко отдал свою свободу, спасая ее от огня.

«Зачем он это сделал? Зачем? Как он мог забыть? — а потом она подумала. — Если бы я хотела кого — то заточить навеки, разве не лучше было использовать плен, откуда он не захочет сбегать? В этом месте, этой полночи его видят люди, они боятся и любят его в равной степени. Чего еще хотеть? Чего еще он хотел так сильно за годы своей жизни?».

Все мысли проносились в ее голове, и Вася взяла себя в руки и подошла к месту, где зимний король сидел рядом с сестрой господина. Она держала кувшин перед собой, как щит.

Демон холода снова склонился к женщине, выдохнул слова в ее ухо.

Вася заметила движение. Другой мужчина следил за парой по другую сторону от огня. Его вышивка и украшения указывали на статус, его глаза были большими и темными от боли. Резким движением была его рука, дернувшаяся к мечу. Вася смотрела, а он снова сделал это, коснулся рукояти пальцами.

Вася не знала, что думать.

Ноги понесли ее ближе к королю зимы и женщине рядом с ним. Она должна была опустить взгляд, наполнить кружки и убежать. Но вместо этого она шла, не спеша, глядя на демона холода.

Он поднял голову, изумленно смотрел, как она подходит.

В последний миг Вася опустила взгляд и наклонила кувшин, чтобы наполнить кружки.

Тонкая холодная и знакомая ладонь сжала ее запястье. Вася отпрянула, облив их медовухой.

Елена смогла увернуться от медовухи. Она узнала Васю.

— Уходи, — сказала она Васе. — Не тебе нас обслуживать, девочка, — Васе казалось, что в ее словах кроется предупреждение. Гордый и юный Морозко со смертью на руках был опасен.

Он не удерживал ее запястье, когда она отпрянула. Он явно не знал ее. Их связь — голод, нечаянная страсть — пропала.