Его голос за ней был неуверенным.

— Не знаю. Может. Ненадолго. Если мы вместе. Кулон разрушен, но…

— Он нам уже не нужен, — закончила она, понимая. Связь между ними — слои страсти, гнева, страха и хрупкой надежды — была сильнее волшебного кристалла.

Она оделась и вернулась к двери. Морозко стоял, где она его оставила.

— Мы можем попасть в Москву, но что дальше? — сказал он. — Если Медведь узнает, что мы идем, он будет рад устроить ловушку, чтобы я беспомощно смотрел, как тебя убивают. Или чтобы ты смотрела, как твоя семья страдает.

— Нам просто нужно быть умнее, — сказала Вася. — Мы навлекли это на Русь, нам ее и спасать.

— Нам нужно вернуться в мои земли, прийти к нему зимой, когда я сильнее. Тогда будет шанс победить.

— Он знает об этом, — ответила Вася. — Так что собирается сделать то, что задумал, летом.

— Это может тебя погубить.

Она покачала головой.

— Может. Но я не брошу семью. Ты пойдешь со мной?

— Я сказал, что ты не одна, Вася, и я был серьезен, — сказал он, но не звучал радостно.

Она выдавила улыбку.

— Ты тоже не один. Давай повторять это, пока кто — то из нас не поверит, — она смогла сказать без дрожи. — Если я выйду, деревня попробует меня убить?

— Нет, — сказал Морозко и улыбнулся. — Но может родиться легенда.

Она покраснела. Он протянул руку, и Вася обхватила ее.

Деревня собралась у купальни. Они отпрянули, когда дверь открылась. Они смотрели на Васю и Морозко, держащихся за руки, растрепанных.

Елена стояла перед толпой плечом к плечу и мужчиной, что пытался спасти ее. Она вздрогнула, когда Морозко повернулся к ней. Он заговорил с Еленой, хоть слышали все:

— Прости, — сказал он.

Она была потрясена, но взяла себя в руки и поклонилась.

— Это было твое право. Но… — она пригляделась. — Ты другой, — прошептала она.

Как Вася увидела, что годы пропали из его глаз, так женщина ощутила их вернувшийся вес.

— Да, — сказал Морозко. — Я был спасен от забвения, — он посмотрел на Васю и сказал так, чтобы слышала вся деревня. — Я любил ее, и проклятие заставило меня забыть. Но она пришла, разрушила проклятие, и теперь я должен идти. Благословляю вас этой зимой.

Шепот удивления, радости. Елена улыбнулась.

— Мы благословлены вдвойне, — сказала она Васе. — Сестра, — в ее руках был подарок: красивый длинный плащ, шкура волка снаружи, зайца — внутри. Она дала его Васе и обняла ее. — Спасибо, — прошептала она. — Благословишь моего первого ребенка?

— Здоровья и долгой жизни, — сказала Вася чуть неловко. — Радости в любви, смелой смерти после долгого времени твоему ребенку.

«Зимняя королева», — говорили они. Это пугало ее. Она пыталась скрывать эмоции.

Морозко стоял рядом с ней, обманчиво спокойный, но она ощущала притяжение между ним и его народом. Его глаза были глубокими и поразительно синими. Может, он даже сейчас хотел вернуться, занять место на празднике, вечно ощущать их веру.

Но, если он и сомневался, он не показывал этого на лице.

Вася была рада, когда все повернулись на звук копыт. Радость озарила десятки лиц. Две лошади перемахнули через ограду, белая и золотая. Они прошли сквозь толпу к ним. Морозко без слов прижался лбом к шее белой кобылицы. Лошадь повернула голову и поймала его за рукав. Боль пронзила Васю при виде этого.

— Я забыл и тебя, — тихо сказал он лошади. — Прости меня.

Белая лошадь толкнула его головой, прижав уши.

«Не знаю, почему мы вас ждали. Было очень темно».

Пожара согласно провела копытом по снегу.

— Ты тоже ждала, — удивилась Вася.

Пожара укусила Васю за руку и топнула.

«Больше ждать не буду».

Вася сказала, потирая новый синяк:

— И я рада тебя видеть.

Морозко удивленно сказал:

— Она никогда не принимала всадника добровольно за все годы жизни.

— И не приняла, — поспешила сказать Вася. — Но помогла мне прийти сюда. Я благодарна, — она почесала бок Пожары. Та невольно прижалась к руке.

«Ты задержалась», — сказала лошадь, чтобы показать, что ей не нравилась ласка. Она топнула снова.

Новый плащ Васи был тяжелым на плечах.

— Прощайте, — сказала она людям. Они смотрели большими от удивления глазами. — Они думают, что видят чудо, — сказала Вася тихо Морозко. — Но так не ощущается.

— И все же, — ответил он, — девушка сама спасла зимнего короля от забвения и увела его и волшебных лошадей. Это чудо зимнего солнцестояния, — Вася улыбалась, а он забрался на спину белой лошади.

Он не успел предложить — если собирался — ей сесть перед ним, она твердо сказала:

— Я пойду. Я пришла сюда на своих ногах, — было бы ужасно сложно идти по глубокому снегу без нужной обуви, но она этого не сказала.

Бледные глаза смотрели на нее. Вася хотела, чтобы он отвернулся. Он видел, что за ее гордостью — она не хотела, чтобы он унес ее на седле — видел ее эмоции. Потрясение от падения Соловья было еще свежим в памяти. И не хотелось уезжать, торжествуя.

— Хорошо, — сказал он, удивил ее, спешившись.

— Не нужно, — сказала она. Две лошади закрывали их из толпы. — Ты же не собираешься уходить из деревни как пастух? Это ниже твоего достоинства.

— Я видел много смертей, — холодно ответил он. — Касался мертвых и отправлял их. Но я никак не запоминал их. Я могу пойти с тобой, потому что ты не можешь ехать рядом со мной на Соловье. Потому что он был храбрым и погиб.

Она не плакала по Соловью. Не успевала. Он снился ей, она просыпалась, крича ему бежать, ощущала тупую боль от его отсутствия. Но не плакала, лишь пролила пару слез, когда чуть не убила духа — гриба. Теперь она ощущала жжение слез. Морозко легонько коснулся пальцем первой, скатившейся к ее челюсти. Слеза замерзла от его прикосновения и упала.

Как — то поход по полночной деревне, пока лошади шагали рядом с ними, напомнил о гибели Соловья так, как не могли потрясения прошлых дней. Когда они миновали забор и ушли в зимний лес, Вася уткнулась лицом в гриву белой лошади и выплеснула все слезы, что копились в ней с той ночи в Москве.

Лошадь терпеливо стояла, дышала теплом на ее ладони, и Морозко тихо ждал, лишь потом коснулся прохладными пальцами ее шеи.

Ее слезы утихли, она покачала головой, вытерла нос и попыталась думать ясно.

— Нам нужно вернуться в Москву, — ее голос был хриплым.

— Как скажешь, — сказал он, все еще не радуясь этому. Но он и не возражал.

«Если мы отправимся в Москву, — неожиданно сказала белая лошадь, — то Васе стоит сесть мне на спину. Я могу донести обоих. Так будет быстрее».