как осужденные и не отбывшие наказания за неимением в округе военно-тюремных зданий, так и списанные с судов вследствие нравственной и политической неблагонадежности; в этой же роте состоят все вестовые и нестроевые, находящиеся при штабе экипажа».

Конечно, эти «нестроевые» и «вестовые» имели право уходить из экипажа и разносили революционное влияние из казарм 15 роты.

Дальше Пантелеев сообщал, что никто из морского начальства, и в частности командир роты, не знает личного состава и количества людей в роте.

«Командир экипажа доложил, что в роте 480 человек, — пишет Пантелеев, — а в предъявленном обстоятельном списке нижних чинов поименовано 688 человек».

Дело было настолько запутано, что сам Пантелеев не смог установить, сколько же было на самом деле людей в роте.

«О поведении этих матросов, — писал дальше генерал-адъютант, — в списке имеются такие пометки: хорошего, посредственного, дурного поведения, пьяница и т. п., а против некоторых — „запасной“ (?!), причем отмечено по списку 281 чел. „хороших“ и 136 чел. „запасных“… Рота эта расположена в новых морских казармах вместе с 12-м Восточно-Сибирским полком и как от командира, так и от офицеров этого полка и от других сухопутных военачальников пришлось выслушать много нелестных отзывов об этой роте.

Нижние чины ее позволяют себе разные выходки и насмешки над пением стрелками молитв и гимна на вечерней заре; они небезопасны и для жен офицеров, живущих в этих казармах… и вообще они неблагонадежны в политическом отношении.

…Для сохранения порядка в 12-м Стрелковом полку нельзя допустить дальнейшее совместное квартирование его с этой ротой и необходимо водворить в этой роте воинский дух и дисциплину».[31]

Этот документ показывает отношение матросов к царскому режиму и заодно к религии.

По личному повелению Николая II, министр внутренних дел Столыпин 31 октября 1907 г. посылает морскому министру копию «всеподданнейшего доклада» и требует принять срочные меры.

Вслед за этим морской министр Диков 3 ноября 1907 г. шлет срочную телеграмму во Владивосток и требует прислать подробный отчет о состоянии флота и мотивированное объяснение о причинах и характере беспорядков среди нижних чинов, о действительной необходимости высылки в Архангельский дисциплинарный флотский полуэкипаж 1000 человек «неблагонадежных».

В ответ на эти требования командир Владивостокского порта, капитан 1 ранга барон Ферзен, 11 ноября 1907 г. в обширной шифрованной телеграмме сообщил о положении во флоте и о необходимых мерах на ближайшее время. В телеграмме он настойчиво требовал разрешить массовую очистку всех команд от политически-неблагонадежных элементов. Там же он указывал, что флот находится в критическом состоянии. Во флоте нехватает людей для обслуживания всех судов, и особенно нижних чинов, благодаря массовым арестам.

Ферзен рекомендует часть кораблей освободить временно от команд и поставить их в гавань на хранение. Из оставшихся людей укомплектовать остальные корабли и с ними нести хотя какую-нибудь службу по охране побережья.

Морское министерство разрешило в телеграмме от 4 декабря 1907 г. создать пловучую тюрьму на транспорте «Аргунь» и посадить туда всех политически неблагонадежных матросов, а заодно и 15–16 роту Сибирского флотского экипажа. Таким путем министерство пыталось найти выход из создавшегося положения на Дальневосточном флоте. Новая тюрьма была создана, но и она скоро была переполнена.

О том, что творилось на Дальнем Востоке, говорит сообщение того же командира Владивостокского порта барона Ферзена, посланное им на имя морского министра. В этом сообщении он писал: «Гауптвахта и карцеры, приспособленные для этой цели из камер экипажа, — переполнены осужденными в дисциплинарный батальон, в тюрьмы и подсудимыми, ввиду чего остальные низшие чины и списанные с судов за проступки и подлежащие взысканиям остаются ненаказуемыми и, больше того, за некомплектом команд несут ответственные должности и караулы по охране казенного имущества, а вследствие чего были крупные случаи нарушения караульной службы».[32]

Дальше идут жалобы на наличие воровства, кутежей, картежной игры среди командного состава. Воровство и разложение на Дальневосточном флоте, творимые отдельными офицерами и военчиновниками, приняли такие размеры, что об этом начали писать не только русские, но и заграничные газеты (особенно японские), которые получали сведения от своих шпионов и использовали их против России, продаваемой дворянами. Факты эти стали известны министру внутренних дел Столыпину. Последний вынужден был написать личную записку морскому министру Дикову с категорическим требованием «устранить беспорядки во флоте». К записке была приложена вырезка из газеты «Русь». Газета писала: «Ходят настойчивые слухи, что кражи и злоупотребления стали распространенными, это лучше всего показывает то, что командир Владивостокского порта барон Ферзен был вынужден отдать под суд 10 офицеров. Сообщают, например, такой факт, что к фирме „Кунст и Альберс“ явился один офицер и предложил продать по какой угодно цене и сколько угодно казенного каменного угля. К счастью, эта фирма отказалась от покупки, и сделка не состоялась.

По сообщению лиц, хорошо знающих владивостокские порядки, этот случай вовсе не единственный и, конечно, самым ярким подтверждением этого может служить имевшая место продажа машинных частей нашего миноносца в Японию».[33]

Вслед за этой запиской Столыпин послал во Владивосток для расследования фактов генерал-майора Вогена. Последний, произведя расследование, сообщил, что «факты, имеющиеся в распоряжении правительства, подтверждаются, с ответом в печати подождите до полного расследования. Части нового миноносца действительно проданы в Японию». В дополнительной телеграмме Воген писал:

«В декабре выяснилось, что 4 и 5 декабря по подложным ассигновкам выдано за „ремонт“ офицерских флигелей 13 219 руб. 40 коп.».

Из всей этой переписки видно, как разложившиеся офицеры расхищали казенное имущество и присваивали деньги. Они же являлись базой для работы японских шпионов. Конечно, Дальневосточный флот в этом отношении не был исключением. Об этом наглядно говорит такой факт.

1907 г. русский консул в Тегеране (Иран) доносил министру иностранных дел, что за «последнее время участились случаи массового воровства в России винтовок, патронов и других боеприпасов и продажа контрабандным путем в Персию».

Получив это донесение, министр иностранных дел обратился к морскому министру с просьбой принять охранительные меры с помощью бездействующей Каспийской флотилии.

«Меры были приняты», а оружие продолжали воровать и вывозить из России в Персию. Оружие отправлялось морем через Баку, Шушу, Ленкорань, Энзели пароходами торговых компаний, а по суше — через Сальяны. Это оружие покупали по высокой цене руководители национально-освободительного движения Ирана.

Характерно, что штаб кавказских войск знал о торговле оружием, но ничего не предпринимал, ибо и здесь кто-то из дворян офицеров и чиновников грел руки на этой торговле.

В силу чудовищных хищений и взяточничества армия и флот были плохо снабжены и вооружены. Солдаты и матросы влачили полуголодное существование.

Воровство, взяточничество и разложение части командного состава флота и армии являлись типичным отображением гниения царского